— Рыбаки. Загоняют рыбу в сети.
Неподалеку от берега загорелся огонек лампы вроде нашей «летучей мыши». Блики задрожали на темной воде, осветили до тех пор невидимую лодку, белые фигуры рыбаков.
— Пора, — говорит Нури. — Патрули уже вышли на улицы, скоро комендантский час.
Рыбаки гребут к берегу. На мосту почти не видно прохожих. Площадь пуста, железные шторы закрыли витрины на улице Рашида. С полуночи до утра выходить на улицу запрещено. Город патрулирует армия.
….На следующий день Багдад встречал Муллу Мустафу аль-Барзани, одного из руководителей антиимпериалистического восстания курдов. В Ираке их около полутора миллионов.
Я много слышал о Барзани. Говорили, что еще мальчишкой он сражался против турок и в те годы, когда другие сидели за партой, узнал тюремную решетку. Потом его ссылали англичане. Он снова тайком возвращался в родные горы на севере страны, чтобы продолжать борьбу.
Барзани провел долгие годы за границей, но его хорошо помнили. Под окнами гостиницы, где он остановился, собралось множество людей. Большинство пришло в национальной курдской одежде: чалма с бахромой, мешковатые брюки, суженные у лодыжек, несколько раз обернутый вокруг талии широкий матерчатый пояс, за которым нож, пистолет и трубка.
Барзани вышел на балкон в темно-синем костюме обычного европейского покроя. Он выглядел очень взволнованным и прикуривал сигарету от сигареты.
Через вестибюль толпа прорвалась в садик на берегу Тигра. Барзани подняли на стул посредине тесного людского круга. Он поднял руку:
— Друзья, разрешите мне передать вам привет от ваших братьев курдов, которые много лет были в эмиграции. Мы вернулись, чтобы работать вместе с нашими братьями и защищать нашу родину. Да здравствует братство арабов и курдов!
Толпа, словно наэлектризованная, скандировала лозунг арабско-курдской дружбы:
— Арабия — Курдия! Арабия — Курдия!
И затем много раз подряд:
— Яыш, яыш, яыш!
Это можно перевести, как «да здравствует!». Буквально же возглас означает «жизнь».
Над головами взметывались руки, сплетенные в рукопожатия.
После революции временная конституция республики объявила, что арабы и курды объединены в одной стране. Курды впервые за долгую историю их жизни в Ираке были названы полноправными гражданами.
Небо над рабочими окраинами Багдада не замутнено дымом фабричных труб. По числу заводов он, наверное, на одном из последних мест среди больших городов мира. Тем, кто хозяйничал в Ираке, нужен был рынок для продажи привозных товаров.
На окраинной улице Омара — гаражи, склады, кустарные мастерские, лавчонки и харчевни. Был час обеда, и рабочий люд закусывал чем бог послал.
А бог пока не очень щедр к труженикам. Хорошо, если утром к лепешке с помидорами удастся добавить горсть фиников и стакан чая. Неплохо похлебать и «лабан» — простоквашу из молока буйволиц, овец или коров. Подают ее в больших чашах на пять-шесть человек, и тут уж не зевай, если не хочешь остаться голодным!
В Ираке не скажут: «Дешевле пареной репы». Пареной репой торгуют повсюду, но она не так уж дешева, и босоногие ребятишки только облизываются у лотков с этим лакомством.
Я и мой друг завтракаем в уличной харчевне, где подают «пачу». Под огромным закопченным котлом рвется из нефтяной форсунки пламя. В котле булькает варево из бараньих голов и ног. Запах вареного мяса дразнит аппетит.
Хозяин заведения наливает нам в миски суп, кладет туда по кусочку мяса и крошит лепешку. В углу ест «пачу» молодой парень в комбинезоне. Хозяин шепнул ему, что мы «ру-си», и парень не сводит с нас глаз.
Через несколько минут наши миски стоят рядом. Парня зовут Абдуль. Он работает жестянщиком. В мастерской их двенадцать человек. Почти все — члены отрядов Народного сопротивления.
Глаза у парня блестят:
— Они злобствуют, но мы сильнее!
«Оки» — это все, кто мешает народу: империалисты, предатели, заговорщики, жулики.
Абдуль живет в сарифе на окраине. Он еще не женат, но теперь женится непременно. Он верит, что скоро будет жить лучше, гораздо лучше.
Абдуль не коммунист. Но он считает коммунистов хорошими людьми. Это храбрые ребята, они не боялись пуль старого пса Нури Саида и всегда первыми шли на демонстрациях. Нури Саид боялся коммунистов и убивал их за то, что они были против империалистов.
Пора уходить. Абдуль непременно хочет заплатить за нашу «пачу», хотя, может быть, это лишит его возможности прийти сюда завтра. Мы протягиваем деньги. Абдуль — тоже, но хозяин делает зверское лицо: