Знойный ветер перевевал принесенный из пустыни песок. Золотистые его струйки бежали по липкому асфальту, стекали в расщелины придорожного гранита.
Пейзаж был диким и мрачноватым. Только геолог и гидростроитель находят его восхитительным: можно ли желать лучшей опоры для плотины, чем этот гранит, проверенный на прочность еще создателями обелисков в честь богов и фараонов?
— Если все будет хорошо, плотина именно здесь станет копить сокровища Нила.
Инженер показал на противоположный берег. Там темнели такие же голые, безрадостные скалы.
Итак, новая дорога, зданьице лаборатории для испытания грунта да водопроводные трубы, наспех проложенные по уступам. Не богато! Но ведь и в Жигулях осенью 1950 года я видел лишь буксующие в прибрежной грязи тракторы и жиденькие треноги буровых вышек на огородах приволжского села. Оно стояло как раз там, где воды великой нашей реки работают теперь в турбинах Волжской ГЭС…
Путешествуя по арабскому Востоку в конце пятидесятых годов, я слышал о будущей высотной плотине, может быть, сто, а может, и триста раз. С узким каньоном возле Асуана связывалось будущее Египта.
Но, думалось мне, нелегко будет здесь справиться с Нилом, ох нелегко! Стиснутая скалами река зло и стремительно гнала сквозь каньон мутные воды тропической Африки. Шум доносился к нам на высоту. Вон парусную барку, пробирающуюся под крепким горячим ветром в сторону суданской границы, вдруг потянуло к водовороту. Суденышко завертелось, судорожно затрепетал парус, похожий на крыло птицы.
А жара! Правда, зимой в Асуане благодать: теплынь. Но сегодня, например, тридцать два градуса, и это в октябре. Летом же ртуть термометра подолгу не спускается ниже черточки «40».
— Сколько отсюда до тропика Рака?
— Напрямую? — прикидывает наш спутник. — Думаю, километров пятьдесят — шестьдесят.
— Только-то?! Так давайте завтра возьмем такси и…
Но инженер качает головой:
— Разрешается не меньше чем на трех машинах с цепями на колесах. Одна застрянет — другие вытянут. Пустыня, опасно. Застряли, остались без воды — верная смерть.
— Но как же здесь работать? Как строить?
— Ничего, здешний феллах привык. Тем, которые приезжают из Дельты, труднее.
— А европейцам?
— Совсем плохо. Долго не выдерживают. Летом здесь европейские туристы такая же редкость, как дождь. Вы же видели — гостиницы почти пусты.
Поджариваемые солнцем, вяло карабкаемся по камням.
— Здесь будет машинный зал, — говорит инженер и стучит каблуком, как бы пробуя надежность опоры.
— Так высоко?
Я все забываю о высотности будущей плотины: сто десять метров! Наша скала, с которой еле различимы люди на барках, конечно, окажется под водой.
— Деньги, деньги… — вздыхает инженер. — Двести миллионов фунтов на строительство первой очереди! Республика молода, у нас много нужд, а западные державы отказали нам в помощи, вы же знаете.
— Давайте спросим первого встречного: что он думает о Садд аль-Аали? — предлагаю я на обратном пути.
Первым встречным оказался каменщик Хишмет Сильданис, рослый парень из Асуана.
— Это руси, — сказал инженер. — Понимаешь: руси из Москвы.
— Москва? — переспросил парень.
— Ну да. Вот ему хочется знать, что ты сказал бы при встрече Ивану, который строит плотины на Волге. Слышал о Волге?
Но парень не слышал.
— Это русский Нил, понимаешь?
Хишмет закивал головой, подумал секунду:
— Ты мой брат, сказал бы я ему. Иван, давай строить вместе — такой была бы моя речь.
Тут иной читатель, пожалуй, подумает, что уж как-то очень кстати было это сказано: ведь немного времени спустя, той же осенью 1958 года, газеты всего мира облетело сообщение, что Советский Союз поможет строить великую Асуанскую плотину.
Но слова о братстве не мною были сказаны. Парень из Асуана не слышал о Волге, а о Москве он слышал и в том, где его настоящие друзья, разбирался.
Летят они в самолетах, качает их морская волна на палубах кораблей. В карманах у них паспорта с красной обложкой и золотыми буквами «СССР». В паспортах — визы посольств африканских стран.
Обладатели паспортов едут в Африку работать. Едут в одиночку, едут семьями. Едут не на месяц — на год, а то и на два, на три. Едут надолго, оставляя все, к чему привыкли, что им дорого, оставляя землю, на которой родились и выросли.