Я попал как-то к нашим бакинцам, помогающим арабам бурить нефтяные скважины по ту сторону Суэцкого залива. Вот они-то почувствовали полной мерой, что такое жизнь в пустыне без асфальта, без искусственно охлажденного воздуха, порой без защиты от солнца. Но рассказывать о ней с чужих слов не буду.
Думаю, что самое сильное впечатление, которое дарит сегодня египетская пустыня, — чудо орошения. Видел его десятки раз, но не перестал удивляться.
Вот пустыня резко, сразу переходит в зеленую рощу. Завожу обычный разговор. Ну хорошо, а если вода дойдет до мертвого, голого песка возле дороги?
И мне отвечают: будет роща. Или поле. Почва одинакова. Разница только в том, что там, где роща, — вода и солнце, а здесь — только солнце. Дайте воду — поднимется роща. Или сад. На этой земле все растет.
Народ Египта теснит пустыню во многих местах. Даже далеко в стороне от Нила, в самом пекле, возникают оазисы, использующие воды артезианских колодцев. Но главный фронт — в провинции Ат-Тахрир, что в переводе значит «Освобождение».
Эта провинция рождена мечтой о новой жизни. Первые люди пришли сюда в 1953 году, всего год спустя после революции.
На карте Ат-Тахрир — зеленая полоса, разлинованная каналами. Она тянется от Нила к Александрии через желтизну песков. На ней квадратики новых селений.
Один из них назван в честь Умм Сабер. «Матушка» Сабер погибла во время партизанской войны против англичан.
Поселок, на взгляд северянина, неуютен. Вдоль улиц одноэтажные домики с плоскими крышами, серые, одинаковые, без каких-либо украшений. Строгость геометрии сменила здесь обычную хаотичность старых египетских деревень. Даже минарет поселковой мечети лишен обычной затейливой резьбы, и репродуктор на нем кажется настолько же уместным, насколько он чужд старинным минаретам Каира.
На плантациях вокруг поселка журчит вода в каналах, льется из артезианских скважин, идет к корням пальмочек, к посадкам лимонных деревьев и манго. Здесь выращивают также ячмень, кукурузу, пшеницу.
Мы пришли на пчельник. Там феллахи в галабеях. Наш сопровождающий несколько смущен и рассержен.
— Униформа фи? — спрашивает он. — Костюмы есть?
— Фи, фи!
— Так почему вы в галабеях?
— Униформа в стирке.
Это невинная ложь. Просто не хочется пачкать на работе красивый костюм из хлопчатобумажной ткани. Кроме того, галабея привычнее.
Но смысл-то социальных начинаний в Ат-Тахрире именно в том, чтобы освободить феллаха от многих старых привычек! Галабея, понятно, мелочь. Главное — психология.
В провинцию Ат-Тахрир может переселиться не всякий желающий. Предпочтение отдается солдатам, отслужившим в армии. Очень ценятся здоровье и жизнерадостность. Провинции не нужны нытики, ворчуны, неуживчивые люди, готовые затеять ссору с соседом из-за перелетевшей через ограду курицы.
Мне рассказали об этом по дороге в другой поселок, названный в честь убитого в 1951 году во время антианглий-ских выступлений студента Омара Шахина. В учебном центре поселка феллахов учат не только по-новому работать, но и по-новому жить.
Они приезжают сюда, в этот поселок, на грузовиках со своим скудным скарбом, немного растерянные и сильно взволнованные. Они видят знамя новой провинции, трехцветное знамя, где желтый цвет напоминает о песках пустыни, синий — о животворной силе воды и зеленый — о том, что дает союз земли, воды и человеческого труда. Им отводят жилье и знакомят с будущей работой.
Дом переселенца — барские хоромы в сравнении с обычным жилищем феллаха: три комнаты, кухня с водопроводом и примусом. На столах скатерти, кровать покрыта новым солдатским одеялом.
Кроме поселков, есть в провинции новый город Бадр. Здесь несколько фабрик. Мы пошли на швейную. В десятке километров от Бадра еще скрипят древние сакии, а тут просторнейшие корпуса, огромные, бесшумные вентиляторы, ледяная вода для питья, электрические раскройные машины, электрические утюги. И ни одного человека в галабее, ни одного черного покрывала на женщинах…
Провинция была огромной моделью, образцом перестройки труда и быта. После того как вступила в строй Садд аль-Аали, она становится плацдармом для нового наступления на пустыню. Воды, накопленные великой плотиной, помогут оросить и здесь, далеко от Асуана, почти сто тридцать тысяч гектаров — а это много, очень много для страны!
В провинции Ат-Тахрир нет крохотных земельных наделов. Здесь феллахи трудятся на государственных фермах, где вместо мотыги — современные машины. Одна из ферм построена с помощью нашей страны.