— Сам своими глазами видел, — уверял Баев. — Такая ровнушка, что конца-краю не видно. Не иначе как до острова тянется.
Попробовали идти туда, куда звал Баев, но вместо ровного молодого льда наткнулись на те же торосы. Обескураженный матрос попросил отпустить его ненадолго на поиски своей «ровнушки». Ушел — и не вернулся.
Встревоженный Альбанов поспешил по его следу. След вел далеко в сторону от лагеря. Повалил снег, отпечатки ног матроса становились все слабее, потом вовсе потерялись. На стрельбу и крики никто не откликнулся. Может быть, Баев уже вернулся к лагерю?
Нет, Баев не вернулся. Тогда сделали из лыж, каяков, палок высокую мачту и ночью подняли на ней флаг. Баев обязательно должен был бы увидеть его утром, если только во время снегопада он не попал в полынью.
Матроса тщетно искали три дня…
За месяц санной партии удалось пройти всего сто километров, и день ото дня ее движение отнюдь не ускорялось.
И сколько новых помех! По небрежности утопили двустволку и самодельную кухню. Расхворался матрос Луняев, плюет кровью: цинга. Все чаще попадаются полыньи, нарты вязнут в глубоком снегу, снизу пропитанном водой; запасы сухарей тают и тают.
Правда, Альбанов, определяя широту, заметил однажды, что лед, по которому они бредут, дрейфует уже на юг. Открытие сначала обрадовало его: попутный дрейф сбережет им силы и время. Но последующие дни в записях чувствуется тревога:
«Воскресенье, 1 июня. Нас очень быстро подает на юг. Меня смущает одно обстоятельство, о котором я стараюсь умолчать перед своими спутниками. Если лед так быстро идет на зюйд-зюйд-вест, то, значит, там ни «что» не преграждает ему путь. А ведь это «что» не более не менее, как острова, к которым нам следует стремиться. Ведь если мы радуемся нашему быстрому дрейфу, то только ради этих островов… Но теперь, когда мы, достигнув широты Земли Франца-Иосифа, продолжаем быстро двигаться на юг и тем не менее не видим и намека на острова, становится ясно, что нас проносит мимо этой земли».
Проносит мимо! Куда? Во льды открытого океана, навстречу гибели. Чтобы зацепиться за сушу, за последние мысы Земли Франца-Иосифа, нужно спешить, спешить изо всех сил. А спутники совсем раскисли. Никто из них никогда не ходил по льдам. Они устали, временами тупое безразличие овладевает ими.
Альбанов сам бессменно протаптывает след, да еще и возвращается, чтобы подгонять отставших. Иногда он жесток, но это жестокость ради спасения.
И вот однажды Альбанов видит на мглистом горизонте «нечто» — два розоватых облачка, которые долго не меняют формы и цвета. Он молчит: что, если это всего лишь гряда торосов?
Нет, «нечто» — не обман зрения, не торосы!
«Понедельник, 9 июня. На этот раз я увидел на зюйд-ост от себя, при хорошем горизонте, что-то такое, от чего я в волнении должен был присесть на ропак и поспешно начал протирать и бинокль, и глаза. Это была резкая серебристоматовая полоска, немного выпуклая вверх, идущая от самого горизонта и влево постепенно теряющаяся. Самый «носок» ее, прилегающий к горизонту, особенно резко и правильно выделялся на фоне голубого неба… Ночью я раз пять выходил посмотреть в бинокль и каждый раз находил этот кусочек луны на своем месте; иногда он был яснее, иногда слабее виден, но главнейшие признаки, то есть цвет и форма, оставались те же.
Я удивляюсь, как никто из моих спутников ничего не видит. Какого труда стоит мне сдержать себя, не вбежать в палатку, не закричать во весь голос: что же вы сидите чучелами, что вы спите, разве не видите, что мы почти у цели, что нас подносит к земле?»
Утром, при хорошей погоде, земля — сказочная, фантастическая, странного, необычного цвета — видна уже совершенно ясно. Это остров. До него несколько десятков километров.
В эти часы, устрашенные тем, что с нартами через полыньи к неведомой земле придется тащиться еще долго, два бесчестных и малодушных человека, прихватив наиболее нужные вещи, налегке удирают вперед. Оставшиеся едва волокут каяки к голубоватому обрыву ледника, ползущего с острова в море.
«Среда, 25 июня… Впереди отвесная 15-саженная стена, на которую не забралась бы и обезьяна… Да, теперь, пожалуй, и я начинаю падать духом! Про спутников же своих и говорить не буду: совсем мокрые курицы. К довершению несчастья, я уже четвертый день чувствую сердечные припадки…»
Он все же находит силы бороться, искать. Обнаруживает в стене трещину, забитую снегом. Вырубая во льду ступени, задыхаясь, падая, люди втаскивают наверх тяжелые нарты и каяки. И вовремя: едва выбрались на остров, как льдина, по которой они подошли к отвесной стене, треснула и перевернулась.