Этой реке дал свое имя Генри Гудзон, желчный капитан, плохо ладивший с экипажем. На корабле голландской Ост-Индской компании он искал северный путь для торговли с Азией и принял было реку за желанный пролив.
Итак, основателями Нью-Йорка были голландцы. Как они выглядели, можно увидеть и сегодня: их восковые фигуры в коричневых куртках и шляпах начала XVII века выставляются для рекламы в окнах некоторых пивных и ресторанов.
Американский писатель Вашингтон Ирвинг в начале прошлого века выпустил сатирическую «Историю Нью-Йорка», написанную от имени некоего Дитриха Никербокера. Книга имела успех. Писатель признавался потом, как он был изумлен, узнав, что только из его повествования большинство нью-йоркцев впервые услышали о голландском происхождении своего города. «Папаша Никербокер» стал чуть не символом Нью-Йорка.
За Манхэттен голландцы выложили в 1626 году шестьдесят гульденов. Это двадцать четыре доллара. Долларов тогда не было, но эту сумму определили финансисты, легко переводящие в доллары любую валюту любых времен, включая виски, бусы или бруски соли, заменявшие деньги некоторым африканским племенам.
Сейчас в центральных районах Манхэттена квадратный метр земли стоит в сотни раз дороже, чем было заплачено за весь остров. Однако потомки удачливого голландца не получают никаких процентов с покупки своего предка: в 1664 году полторы тысячи жителей городка вынуждены были сдаться англичанам, основывавшим в Америке свои колонии. Им понравилось расположение Нового Амстердама. Оставив первую часть его названия, англичане присоединили к ней имя герцога Йоркского. Городок стал Нью-Йорком, а потом…
— «Баттери»! — врывается в вагонный грохот голос кондуктора.
Стоп, приехали. Прервем на некоторое время нашу экскурсию в историю и определим свои географические координаты.
Манхэттен сильно вытянут по меридиану. С одной стороны его омывает широкий Гудзон, с другой — проток Ист-ривер (Восточная река). Поезд сабвея примчался из северной части острова — оттуда, где узкий проток отделяет его от материка, — к самой южной окраине, обращенной в океан.
Поднимаемся по ступеням станции «Баттери» — эскалаторов тут нет.
— Так вот, — продолжает Майкл прерванный рассказ. — Приятель Ротшильда, тоже миллионер, видит, что какой-то оборванец, воспользовавшись теснотой в вагоне, осторожно вытягивает из кармана Ротшильдова пиджака великолепный шелковый платок. Приятель подталкивает Ротшильда локтем: смотрите, мол, воришка! Но Ротшильд шепчет ему потихоньку, чтобы не спугнуть оборванца: «Оставьте, Гарри, его в покое. Мы ведь тоже начинали с малого».
Когда Майкл рассказывает забавные истории, лицо его остается серьезным и даже озабоченным. Улыбка портит рассказчику все дело. Смеяться должны только слушатели.
Мы вышли из сабвея на улицу. Что за чудо! Воздух, настоящий воздух вместо обычной смеси газов, выброшенных множеством автомобилей. Воздух вместо «смога» — грязного и ядовитого тумана, порой окутывающего улицы. Рассказывают же о нью-йоркце, который, приехав в маленький горный городок, не понимал, как это люди могут дышать чистым воздухом. Он чувствовал себя совершенно выбитым из колеи до тех пор, пока не припал носом к выхлопной трубе грузовика и надышался привычными газами…
Преувеличение? Но вот что говорят химики. Каждый день гигантский город отравляет свой воздух тремя тысячами тонн двуокиси серы, четырьмя тысячами тонн окиси углерода, углекислого газа и других ядовитых веществ. К этому надо добавить пыль. Летом 1970 года дошло до того, что мэр города предупредил: если не подует ветер, придется ввести чрезвычайное положение и остановить в центре города весь автомобильный транспорт, кроме автобусов.
Теперь вы понимаете, почему нью-йоркцы ездят в Баттери. Окраину Манхэттена продувает ветер с океана. Он приносит йодистые запахи водорослей и свежесть морской воды. В просвете улицы очерчивается силуэт трехтрубного океанского гиганта, белого и солнечного даже в хмурый день. Корабль уходит навстречу осенним штормам, к далекой Европе.
У берега приткнулись портовые толкачи-буксиры. Их пеньковые кранцы разлохматились, словно борода Нептуна. Улицы заканчиваются длинными причалами.
— Один из крупнейших портов мира. Больше тысячи кораблей в месяц, любые грузы от устриц до локомотивов, — с гордостью говорит Майкл, описывая круг рукой. И, как бы спохватившись, добавляет: — Когда порт бастует, лихорадит весь город.