«Наборы кирпичных и каменных фасадов, сверкающие вывески и угрюмые мертвые стены, ряды горных вершин, которые поднимаются одна за другой из пересекающих друг друга каньонов. Внизу, в сужающихся улочках, все напряжено до крайности, стонет, гремит, вопит!» Так писал Райт о Нью-Йорке.
Но, обличив тиранию небоскребов, он вдруг взял да и набросал проект… сверхнебоскреба в пятьсот двадцать восемь этажей, который поднялся бы на милю вверх и мог бы вместить сто тысяч человек! Старый архитектор находил, что один такой гигант все же лучше хаотического нагромождения похожих на дымовые трубы монотонных громад делового центра больших американских городов. Десять сверхнебоскребов могли бы вместить весь деловой Манхэттен, освободив пространство для садов и парков.
Маяковский видел Нью-Йорк в 1925 году. Книга Райта вышла в 1953-м. Угрюмые громады, о которых говорили большой поэт и большой архитектор, по сей день высятся кое-где над трещинами улиц.
Но в шестидесятых годах строили уже другие небоскребы: сталь, алюминий и стекло, никаких накладных украшений, простота форм, обилие света и воздуха. Строили не только в Нью-Йорке, но и во многих городах на всех континентах. Рядом со «стариками» они не казались громадными.
Канун семидесятых годов был для Нью-Йорка особенно урожайным на небоскребы. Крупнейшие монополии как бы соревновались друг с другом, возводя свои новые штаб-квартиры. Ломали двадцатиэтажные дома, строили сорока-пятидесятиэтажные. Появились стеклянные громадины в тех кварталах, где глаз давно привык к пыльным, мрачным фасадам, стоявшим с прошлого века.
Многие новые небоскребы не так высоки, как можно было бы ожидать при современной строительной технике. Почему? Забота монополий о ближних, о том, чтобы в улицы хоть изредка проникал солнечный луч? Вот уж нет!
Когда решают, на сколько этажей должен подняться дом, думают не о солнечных лучах. Высотой командует доллар.
Там, где выгодно строить высокие здания, строят высокие. В 1971 году Нью-Йорк возводил две одинаковые башни по сто десять этажей. Их высота — более четырехсот метров. Здания должны быстро окупить себя, в них будет работать пятьдесят тысяч человек — население небольшого города.
Но в некоторых районах Нью-Йорка воздвигать слишком высокие дома не выгодно. По закону они должны сужаться на определенной высоте, причем в узких улицах довольно значительно. Широких же улиц в Нью-Йорке мало, особенно в старой части города, где земля так дорога.
Но что такое дорогая земля? Сколько, например, стоит гектар? Наивный вопрос! Нью-Йорк давным-давно не считает на гектары. В наиболее бойких местах приходится платить несколько тысяч долларов за квадратный метр. Чтобы открыть здесь газетный киоск, надо обладать солидным капиталом!
Писатель Гей Теллес считает, что в некоторых частях города каждое дуновение ветерка стоит около доллара, а павильончик на людном перекрестке, где торгуют горячими сосисками и бутербродами, нельзя купить даже за миллион долларов!
Миллион за павильон — это несколько дороговато, но понятно. А дуновение ветерка? Как его продашь и купишь?
Довольно просто. На Пятом авеню есть дома, владельцы которых платят десятки тысяч долларов в год за то, чтобы хозяева соседних, более низких зданий не надстраивали этажи и не мешали притоку воздуха.
Манхэттен, Манхэттен, «весь Нью-Йорк»…
Он удивляет и пугает, притягивает и отталкивает.
Известный американский фельетонист пишет о посадке на Манхэттене искусственного спутника с Венеры. Получив информацию, посланную приборами спутника, венерианские ученые пришли к выводу, что на Земле нет жизни. В самом деле: земная поверхность состоит из прочного бетона, исключающего возможность появления растений, атмосфера наполнена углекислым и другими смертоносными газами, вода в реке загрязнена и не годится для питья. Единственные обитатели Земли, решили венериане, — металлические штучки, которые движутся по определенным направлениям, наполняя все вокруг шумом и часто врезаясь друг в друга…
Для иностранцев, приезжающих в Нью-Йорк, именно Манхэттен олицетворяет величайший город Америки. Манхэттен вобрал в себя богатство и нищету, красоту и уродство, величие достижений техники и убожество духа.
Выразительный портрет современного Манхэттена набросал итальянский писатель Альберто Моравиа.