А д о м а с (ударив по столу). Ты молчи, проклятая! Тебе-то что?
Ксавера бросается с кулаками на Адомаса, но, вдруг сникнув, опускает руки и плачет. Где-то вдалеке раздаются неровные удары молотка. Их слышит только Адомас. Пауза.
Римас, я хотел вернуть поэта городу, в котором он родился. Вернуть его твоей матери, у которой его отнял. Я пытался выразить самое высокое, на что способна человеческая душа. А теперь уходи и поступай как знаешь. Я хочу остаться со своим прошлым.
Р и м а с. Хорошо, судите себя сами. Я не хочу вам в этом помогать. (Уходит.)
Долгая пауза. Адомас стоит, прислушиваясь к шагам Римаса, который спускается по лестнице.
К с а в е р а (сквозь слезы). Который час?
А д о м а с (не сразу). Без пяти девять.
К с а в е р а. Часы остановились… (Встает и направляется к двери.)
А д о м а с. Куда ты идешь?
К с а в е р а. Выпить кофе, сказать Римасу несколько добрых слов. Неужели он должен сразу разочароваться и в правде и в любви? Проклясть весь мир? (Мажет губы.) Скажи, слезы меня очень старят?
А д о м а с. Нет.
К с а в е р а. Я красивая?
А д о м а с. Да.
К с а в е р а. Ну, до свидания! Да, кстати, я к тебе не вернусь! Никогда! (Гневно поворачивается и торопливо уходит.)
Мастерская. Статуи. Где-то вдалеке слышится женский смех. Едва доносятся звуки грустного блюза.
Долгая пауза.
А д о м а с. Ушла. Всё. Я остался один.
А д о м а с 2 - й (со смешком). Один в камере смертника! Так мне и надо. Зачем было возвращаться в прошлое? Я нашел там лишь то, что оставил: себя. Не простившего себе подлости. Таким, как я, нельзя становиться предателями, это не наше дело. Человек, у которого есть талант, со своей подлостью не умеет жить. Помнишь, как у поэта: «Гений и злодейство — две вещи несовместные».
Адомас 2-й исчезает.
А д о м а с (один). Я перед вами. Судите. Вы знаете мою жизнь. Я предал друга. Спасал свою шкуру. Судите. Но скажите мне раньше, много ли среди вас тех, кто не предавал хотя бы по мелочам? Пусть не врагам, а просто равнодушным — любимую, друга, ребенка? Вы скажете, что такое предательство не убивает?! Врете, убивает душу. Кого из вас обстоятельства никогда на ставили на колени, кто не дрогнул перед страданиями, перед душевной мукой? Тогда казните меня, прежде чем я это сделаю сам…
Г о л о с А д о м а с а 2 - г о. Опять сваливаешь на других! Опять ищешь оправданий!
Тишина.
З а т е м н е н и е.
ЭПИЛОГ
Медленно занимается рассвет. Возле дома останавливается машина. По лестнице, как в первом действии, поднимаются К с а в е р а и Р и м а с. Теперь они держат друг друга за руки. Стучат в дверь.
Стук превращается в сигнал тревоги.
Потом они входят: дверь была на заперта.
Р и м а с (тихо). Смотри, он опять нас выгонит.
К с а в е р а. Он не всегда такой угрюмый. И потом мы же его предупредили, что придем. (Кричит.) Товарищ Брунза! Адомас!.. Мне как-то жутко от этих статуй сегодня.
Р и м а с (долго смотрит на скульптурный портрет Тересе). Как бы мне хотелось получить ее портрет…
К с а в е р а. И не надейся. Он его бережет как зеницу ока. (Кричит.) Адомас!.. Адомас!.. Боится людей. (Читает надпись под другой скульптурой.) Смотри — Паулюс Даугирдас! Он все-таки начал работать над памятником и сделал портрет твоего отца.
Р и м а с. Портрет отца!.. Правда, я видел его только на снимках… Но это не он…
К с а в е р а. Да… не он.
Р и м а с. Кто же?
К с а в е р а. Кажется, сам скульптор…
Р и м а с. Не может быть!
К с а в е р а. А ты вглядись.
Р и м а с. Да, похоже…
К с а в е р а (отходит и смотрит сбоку). Конечно, это лицо Брунзы! Голову даю на отсечение!.. Почему же он высек внизу: «Паулюс Даугирдас»?
Р и м а с. Неужели он сошел с ума?
К с а в е р а. Вполне возможно… Подумай, два года прожить с таким человеком!
Ксавера заглядывает за скульптуру. Вскрикивает в ужасе.
Р и м а с. Что с тобой?
К с а в е р а. Он!
Р и м а с. Кто?
К с а в е р а. Брунза…
Зрители его не видят.