Большевики начали срочно создавать отряды красногвардейцев для отпора реакции.
Юнг, не убавляя шага, свернул в безлюдный переулок. Здесь была грязь, сырость. Погода стояла необычно холодная для этого времени года.
Мрачные дома с закрытыми воротами, как стражи, столпились по сторонам улицы. Через дорогу стояло наполовину разрушенное здание.
Артиллерийский снаряд угодил в середину дома, отчего грудами пыли и кирпича осыпались верхние этажи. Нижний этаж уцелел, осталась криво висящая крашеная железная вывеска "Питейный дом Огурцова".
Весь двор завален упавшими стропилами, грудами мусора.
Видно давно жильцы покинули это место, забрав все, что можно было выбрать из-под развалин. Юнг чуть задержался у раскрытых ворот и вошел во двор. С сожалением потрогал полированный угол разбитого рояля, заглянул под него и заметил мальчишку, укрывшегося от непогоды в этом своеобразном укрытии.
- Ты чего здесь? А ну, вылазь!
Из дыры выполз мальчуган лет двенадцати в невообразимом одеянии. На нем была женская кружевная сорочка с пышными оборками, заправленная в поношенное офицерское галифе, а на ногах большие опорки. Юнг рассмеялся, увидев перед собой это существо, но веселость его разом пропала, когда он взглянул в мальчишечье лицо, увидел печальные детские глаза, посиневшие губы. Шевельнулось острое чувство жалости.
- Чей ты?
- Дяденька, нет ли хлебушка...
- Нет, малыш, хлеба у меня нет.
Мальчуган переступил с ноги на ногу и отвернулся.
Юнг положил ему руку на плечо.
- Чей ты? Тебя как зовут?
- А ничей, - ответил он нехотя.
Мальчуган освободил плечо от руки Юнга и решительно полез под рояль, но Юнг ухватил мальчонку за штаны.
- Э-э, так, брат, не годится. А ну, стой смирно, когда с тобой старшие разговаривают!
- Да чего вы, дяденька, пристали ко мне, - рассердился мальчишка, - чей да чей. Отцов сын. Да и все.
С Выборгской стороны донесся глухой гул. Юнг и мальчуган повернули головы.
- Стреляют, - шепнул мальчуган.
- Нет, спирт сжигают.
- А ты, дяденька, матрос?
- Нет, матросская тетка.
Мальчуган лукаво посмотрел на Юнга.
- Петька.
- Что - Петька?
- Меня зовут.
- Что же мы будем делать, Петька?
Мальчик вздохнул.
- Помирать тебе рановато, а квартира у тебя неважная.
Петька снова вздохнул и почесал нос.
- Пойдем со мной, - решительно добавил Юнг.
- Пойду!
Большой зал с лепными украшениями, с высокими узорными окнами был заполнен народом. Солдаты в шинелях внакидку, матросы в широчайших клешах, обмотанные пулеметными лентами, какие-то люди в штатском с красными повязками на рукавах оживленно говорили, нещадно дымили махрой. Несколько пирамид из ружей, составленных в козлы, начинались от входа и терялись в облаках табачного дыма.
Юнг, бесцеремонно расталкивая солдат, прошел через весь зал. Петька не отставал ни на шаг.
У самых дверей, спрятавшихся в глубине зала, дорогу преградил огромный матрос с маузером у пояса, узнав Юнга, отступил.
- Широких у себя? - спросил Юнг и, не ожидая ответа, прошел в дверь.
Часовой с удивлением взглянул на Петьку и попытался его задержать. Но мальчик проворно шмыгнул следом за Юнгом.
Небольшая скромно обставленная комната, налево вход в другую. В углу стол, заваленный бумагами. За столом человек в короткой кожаной куртке. Он приветливо кивнул Юнгу.
- Садись, я тебя жду.
Комиссар Широких провел рукой по седеющим волосам.
Вдруг он заметил Петьку. Брови его удивленно взлетели.
- А это что еще?
- Это, товарищ комиссар, мальчишка приблудный. Оголодал, одичал, - жалко.
Комиссар взял Петьку за плечо, затем подошел к полке, отрезал ломоть ржаного хлеба и достал сухую тарань.
- Ешь!
Губы Петьки задрожали, он глотнул комок слюны, зубы впились в хлебную мякоть. Широких качнул головой.
- Не спеши, сынок. Иди сюда. Обсушись, обогрейся.
Он прошел в смежную комнату. Петька, неловко гремя опорками, проследовал за ним. Когда Широких вернулся, Юнг сидел в раздумье, охватив колени руками.
- Ничего у меня не получилось, Иван Ильич... - начал он.
Но Широких его остановил.
- Постой, что с мальчишкой думаешь делать?
Юнг почесал затылок.
- С Петькой? Да и сам не знаю. Жалко мальчишку. Пускай денек-два поживет у меня, а там видно будет.
- Эх, Семен, сколько их сейчас идет по дорогам России, без матерей, без отцов! Им-то тяжелей, чем нам, доля досталась. Ну, ладно, что-нибудь придумаем, - закончил Широких, - а теперь рассказывай!
- Вначале все шло хорошо. Поставил в засаду Гунько и Шалыгина, с Теминым и Чапраком зашли с другой стороны и тоже залегли. Ждем!
Вижу: по двору две фигуры метнулись, у стены затаились.
Погодя малость, третий к ним подкрался. Кого-то они ловить собрались.
Стали мы ближе подвигаться, только не успели и трех сажен отползти, как они в дом вошли. Ну, думаю, клетка готова - какова-то птичка будет. Да получилось все так, как мы и не думали.
Юнг поморщился и хотел крепко выругаться, но заметив спокойный, выжидательный взгляд комиссара, ни с того ни с сего пробормотал что-то насчет скверной погоды. Широких усмехнулся.
- Только они вошли, как поднялся в доме треск, потом выстрелы раз за разом, штук шесть. Где уж тут ждать. Понял я, что вышел просчет. Ввалился в дом. На лесенке темно, как у кочегара за пазухой. Темин о косяк треснулся, шишку с кулак посадил. Чапрак коромысло с пустыми ведрами уронил. Этакий неаккуратный народ. В общем нехорошо у нас началось, а дальше еще хуже.
Бросились мы по комнатам. Все одно, думаю, ходу нет. У дверей - я с ребятами, а у окон - Гунько с Шалыгиным. Проверили все как есть и... никого! В одной комнате папироска на полу дымится. Закружилась у меня голова.
Через окна не могли уйти: рамы двойные, почитай, с десяток лет не открывались. "Ну, - думаю, - нет, шалишь", - взял я себя в руки, начали искать. Поковырнул штыком пол, а он вставной в этом месте, - вот штука-то какая! Потайной ход.
А тут прибегает Темин, сам не свой. В другой комнате еще один ход оказался и тоже потайной. В стенке заделан, да прикрыли они его плохо, потому Темин и заметил. Подумать только! Два потайных хода в одном доме. Понятное дело, ушли те и другие разной дорогой.
Стали мы ломать пол, доски дубовые в ладонь толщины, куда там!..
- Подожди, Семен! - остановил его комиссар. - Разве не ясен был приказ не вмешиваться ни в какие дела, а только своим присутствием помешать преступлению?
- Оно-то так, товарищ комиссар, да увлекся я малость, опосля-то понял, что ненужное это дело. Все одно никому не поможешь. А тут еще на улице слышим выстрел и крик. Испугался я. "Неужто, - думаю, - Шалыгин стрельбу открыл? Бедовый парень". Но ошибся. Приказ он выполнял справно, а стрелял кто-то за углом. Пока мы подоспели, никого уже не было, а на мостовой хрипел человек.
- Значит убийство все-таки произошло?
Юнг опустил голову.
- Знаю, Иван Ильич, что нехорошо получилось, да кабы знать... Эх!
- А вы случайно сами не стреляли там? - спросил комиссар.
- Ну что вы, Иван Ильич! Можно хоть кого спросить, коли мне не верите. Для меня приказ... да разве я сам не понимаю... Эх!..
- Ну верю, верю! Экая ты красная девица, уже и обиделся. Что же это за убитый был?
- Затащили мы его в дом. Осмотрели, ну, я для порядка обыскал его. Мужчина молодой, одет чисто. Пуля попала ему в горло, кровь булькает. Дернулся раз-другой и затих. В карманах никаких документов. Только "Смит" без патронов да вот эта вещичка... - Юнг положил на стол небольшой, плотно обвязанный, пакетик. - Что в нем - не знаю, только дюже тяжел.
Широких повертел в руках сверток.
- Собрал я все, что можно, да только пустяки.