- Ясно! - восхищенно проговорил Юнг.
Петька поставил на стол котел, окутанный паром, из которого торчали петушиные ноги. Насыпал в миску картошки, нарезал ржаного хлеба, и все с жадностью накинулись на еду. Потом пили чай с сахарином и негромко переговаривались.
- Вот задал нам задачу этот профессор, - сокрушенно проговорил Кувалдин, вставая из-за стола. - Все складывается так, что все дороги ведут к этому профессору, а он от всего отказывается.
Кувалдин помолчал, наблюдая, как Петька устраивал на топчане нехитрую постель.
- Почему-то мне казалось, что этот аппарат... и... этот камень имеют между собой какую-то связь, я и профессору показал его с определенной целью. Но только, видно, ошибся.
При этих словах Петька повернул голову.
- Вы думаете, дядя Степан... аппарат построил этот профессор?
- Да, Петро, думаю.
- Его... построил другой.
Кувалдин встал и подошел к Петьке.
- А ты его видел, этот аппарат?
Петька отрицательно тряхнул головой.
Юнг шумно вздохнул и тоже приковылял к нему.
Мальчуган явно боролся с какими-то чувствами, наконец он решился и уже более твердым голосом спросил:
- Дядя Степан, а вы, правда, хотите помочь профессору?
- Правда, Петя.
- Обещайте, что вы ничего не сделаете плохого тому человеку, о котором я вам расскажу.
- Обещаем, Петя, - почти в голос проговорили Кувалдин и Юнг.
- Ну, тогда слушайте. Родился я не здесь, а далеко на Байкальском море. Отца я плохо помню, матки у меня вовсе не было, а может быть, и была, кто ее знает. Рыбачили мы с отцом, рыбу продавать ездили в город. Жили мы у самого моря. Студеное наше море, а рыбой богато. Давно это было, только помню все, как сейчас. Отца уже забыл, а день этот проклятый ввек не забуду, - голос Петьки дрогнул. - Ну вот, однажды, было это как раз в бурю, мы с отцом несколько дней сети чинили, снасть в порядок приводили, а море разыгралось, страсть. Про "рыбачку" и не думай, ветер, дождь. Отец и говорит: "Не достало бы!" Хата наша у самой воды стояла. Взял светляк. "Пойду, - говорит, - что мне ворчун скажет", - так он Байкал называл, и ушел, и долго его не было. Вдруг возвращается он весь мокрый... "
Петя, - говорит, - кажись, люди в море гибнут, бочку нужно засветить". Вместо маяка у нас бочка со смолой стояла. Взял он огневик и ушел, я тоже оделся и вышел. А море черно, ревет все кругом, а ветер такой, что только у земли держаться можно. Отец "бочку" приспособляет, а в море вроде огонек сверкает. Не горит бочка, задувает ее. Побежал отец в сарай, взял несколько омулей и зажег их, они очень хорошо горят, когда сухие. Долго мы ждали, отец с полпуда рыбы спалил. Глядим, совсем близко огонек опять сверкнул и вроде крик донесся. "Ну, слава богу, - говорит отец, - заметили, может, выберутся". Берег у нас хороший, ровный, не опасный. Подождали мы еще, я совсем озяб, да и папаня тоже. Глядим, лодка показалась вроде баркаса - большая и людей в ней полно. Засветили мы еще огня и давай кричать, отец радешенек, что помог людям в беде. Хороший он у меня был.
Выбросило баркас на берег, недалеко от нас. Люди все мокрые, раздетые, некоторые раненые, набилось их в избушке не повернуться, и все как есть чужие: не по-нашему говорят. Лопочут что-то по-своему, а что - не поймешь, иностранцы.
Начали они рыбу сушеную, что у нас в избушке висела, снимать да ею печку топить. Отец не стерпел: "Что же вы, - говорит, - господа хорошие, делаете? Ведь рыбу мы на зиму припасли". Они давай смеяться. Один из них по-нашему говорит: толстый такой, а волосы рыжие-рыжие. "Ничего, - говорит, - старик, еще наловишь, а мы, видишь, замерзли". Ну и палят у нас рыбу.
Заплакал отец. "Помрем, - говорит, - сынок, зимой как жить будем?" А тут еще один вышел во двор и тащит целую охапку рыбы. Это они до нашего главного припаса добрались, целыми вязками тащат рыбу. Кинулся отец. "Не дам, говорит, - я вас как людей, может, от смерти спас, а вы меня по миру хотите пустить".
Этот, что по-русски говорил, он у них за главного был, сказал что-то по-ихнему, схватили они папаню и давай бить. Не помню дальше, что было, выскочил я на двор и утек в скалы.
Петька помолчал.
- Два дня бушевало море, два дня я хоронился в потайном месте. На третий день стихло. Починили они свой баркас и ушли в море, а избушку нашу спалили. Нашел я потом кости отцовские и больше ничего. Убежал я, с тех пор не бывал там. - Петька смолк и поник головой.
Кувалдин сочувственно обнял его за плечи. Юнг пригладил рукой непослушные Петькины вихры.
- Ну, а дальше, Петя?
- Трудно мне было попервости, ох, трудно. Добрался я до города, вначале на пристанях жил, а потом холода наступили, одежонки у меня не было, а какая была, износилась, думал, помру. И пропал бы, если бы не попался на глаза одному хорошему человеку. Узнал он, что я сирота, и взял меня к себе. Уехали мы в Иркутск, большой город, еще больше нашего. Жили хорошо, грамоте меня учили, я ведь способный...
Юнг и Кувалдин с волнением слушали сбивчивый рассказ Петьки.
- Н-да, а как фамилия этого человека?
Петька помолчал и негромко, но твердо произнес:
- Кручинин, Артур Илларионович Кручинин.
- Он что - ученый?
- Да, ученый инженер, у него какая-то машина в тайге была, мне об этом Лина рассказывала, жена Артура Илларионовича. У него был помощник, я его один раз увидел в Иркутске и узнал... Он... Тот рыжий... Что папаню моего...
- А фамилию его можешь назвать?
- Фамилия его Маккинг. Этот Маккинг, - продолжал Петька, - хочет убить инженера. Он украл у него машину, - Петька понизил голос. - Она вот такие камни делает, и еще что-то. Мне все это Лина рассказывала, когда ехали в Питер.
- А почему ты все-таки ушел от них?
- А я не уходил, - голос Петькин дрогнул. - Лина и Шагрин ушли, а я остался дома. Вдруг ворвались офицеры и давай все разбрасывать, а меня голого выгнали на улицу - только-то и успел я эту коробку захватить. Было холодно, но мне удалось стянуть в одном дворе белье. Вот тогда меня и встретил дядя Семен. Только я убежал от него. Я знал, что Лина и Шагрин должны были в Москву ехать, я тоже хотел уехать, но однажды увидел, как пробежал дядя Семен, а за ним казаки. Дальше-то вы все знаете.
Когда офицеры ушли, я вернулся в дом, где мы были до этого с Линой и Шагриным, но их уже там не оказалось. Забрал я свою одежду, зашел в какой-то пустой дом, там переоделся и утром в угольном ящике уехал в Москву.
- Значит этот Кручинин в Петрограде находится?
- Был здесь, а сейчас не знаю.
- А Лина?
- Тоже не знаю, а Шагрин исчез. Никого не мог найти. И в Москву ездил за зря.
- А этого Маккинга...
- Тоже не встречал. Все пропали, а куда не знаю.
- Так... ясно. А с этим камнем ты знаешь, как обращаться?
- Знаю. Мне Лина все рассказала.
Петька подошел и взял коробку в руки.
- Вы все думаете, что здесь один камень, но это не так. Там под бархатом еще есть какой-то порошок. Если их соединить, то произойдет взрыв.
Глава 19
Кляп и жгут
Закипел чайник, и крышка затанцевала под струей вырвавшегося пара. Кувалдин, обжигая пальцы, поставил его на пол и подул на руку.
- Вот теперь и соображай, Семен, что получается, - негромко говорил он Юнгу. - Керенский хочет удрать в Москву, такой номер ему не пройдет. Из Петрограда никто ему уйти не позволит.
- Степан Гаврилович... а срок восстания уже назначен?
- Назначен, Семен... но только, извини, этого я пока говорить не имею права.
- Что же мне делать, неужто буду здесь... а? Ведь я себе ввек этого не прощу, - чуть не плача заговорил Юнг. - Такое время... может быть, раз в нашу эру, а я как красная девица...