Все здесь носило следы разрушения. Разбитые и разбросанные обломки стекла, какие-то погнутые металлические приборы, сдвинутые в кучу и разбитые большие коробки аккумуляторов и тут же исковерканный корпус динамомашины.
Молча созерцал инженер эту картину разрушения. Факел, чуть потрескивая, дрожал в его руке.
— Все кончено, — глухо проговорил Кручинин и вышел за дверь.
Спустя некоторое время, путники быстро шагали по темному лесу, освещая себе дорогу факелами. Из-под их ног шарахались ночные зверюшки, напуганные ярким светом. Шагрин обратил внимание на тонкие металлические нити, которые тянулись невдалеке от них.
— Это система управления аппаратом на расстоянии, — объяснил глухим голосом инженер, когда Шагрин подошел к ним поближе, чтобы рассмотреть.
Вдруг инженер остановился и, наклонившись, стал рассматривать небольшой обломок дерева, привлекающий внимание своим свежим изломом. Тонкие нити проводов в этом месте обрывались. Вскоре стали попадаться стволы деревьев, разбросанные и расщепленные силой взрыва…
Кручинин, казалось, ничего не замечал, он быстро шел с устремленным вперед взором. Наконец они остановились на краю огромной воронки. Страшный взрыв выворотил из земли огромные камни. На дне воронки была небольшая лужа воды, пляшущие языки факелов отражались в ней. Кручинин поднял с земли кусок медного провода с уцелевшим стеклянным изолятором и, подержав его в руке, отбросил.
— Этого я боялся больше всего на свете, — проговорил он чужим, незнакомым голосом. — Аппарат высокого давления уничтожен…
Глава 4
Странная находка
Ранним июльским утром по гранитной набережной Невы торопливо шагало несколько вооруженных людей. Впереди шел человек среднего роста в фланелевой гимнастерке, что сразу выдавало моряка. Лицо его, по-юношески открытое и простодушное, было озабоченно.
По временам он чуть придерживал шаг и оглядывался на своих спутников.
Их было четверо.
Один из них, маленького роста, в косматой серой папахе, поправил ремень трехлинейной винтовки и смачно плюнул на мостовую.
— Вот тебе и… анерация… — процедил он, ни к кому не обращаясь.
— Операция! — поправил его шагавший рядом товарищ.
Ночью был дождь, и повсюду на мостовых блестели лужи.
Густой туман почти разошелся, и в утренней дымке на противоположной стороне реки вспыхнула игла адмиралтейства.
Своим острием она, казалось, вспарывала серые тучи, нависшие над городом.
Идущий впереди моряк вдруг остановился, и точно по команде остановились его спутники.
— Ну, вот что, ребята, — обратился он к ним. — Можете часика три всхрапнуть. Обо всем я сам доложу.
Он круто повернулся и ушел в сторону.
Оставшиеся посмотрели ему вслед.
— Семен-то Юнг знает, как доложить, без нас управится, даром, что молодо-зелено, — с уверенностью сказал тот, что был в папахе, и они не спеша отправились дальше.
Семен Юнг — настоящая фамилия его была Юнгов — быстрым шагом пересек площадь и углубился в лабиринты улиц. Несмотря на ранний час, на улицах было довольно людно, преобладали военные. На одном из перекрестков собралась небольшая толпа.
Юнг задержался. По улице двигался большой отряд казаков. Лошади их были покрыты грязью, не лучший вид был и у седоков.
Из-под пыльных лихих чубов глядели злые, недобрые глаза. Из хриплых глоток казаков вырывались ядреные слова, сдобренные густой матерщиной.
— Давненько я их не видела, треклятых, — горестно вздохнула какая-то женщина в засаленном черном пиджаке. — Почитай, с самого пятого годика.
На нее оглянулись, цыкнули, и она испуганно замолчала.
Сотня проехала, но после нее остался крепкий запах конского пота и табака.
Летом 1917 года страна переживала тяжелые последствия буржуазной революции.
Тысячи солдат лежали в сырых окопах, проклиная власть, которая, вместо долгожданного мира, продолжала войну. На фронте эсеры и меньшевики призывали озлобленных, голодных солдат идти в наступление, обещая после победы хлеб и землю. С большим трудом удалось военной ставке подготовить новое, как его называли, «решающее» наступление по всему фронту. Только большевики требовали не наступления, а перемирия. В армии и в тылу большевистские агитаторы развернули усиленную пропаганду против никому не нужной человеческой бойни, против эсеро-меньшевистских Советов, которые гнали под германские пули все новые и новые тысячи солдат. Глухое брожение, охватившее страну, все больше передавалось армии.
Но буржуазия еще надеялась в случае успешного наступления захватить полностью власть в свои руки, оттеснить Советы и расправиться с ненавистными большевиками.
В Петроград, где находились наиболее революционные войска, стягивались черносотенцы и белоказаки.
В это время один из наиболее контрреволюционных генералов — Корнилов, воспользовавшись смутным положением в стране и непрочностью существующей власти, пошел на открытый заговор против революции.
По ночам из столицы и других городов вывозилось оружие и деньги. Под Петроградом тайно формировались полки и дивизии.
Большевики начали срочно создавать отряды красногвардейцев для отпора реакции.
Юнг, не убавляя шага, свернул в безлюдный переулок. Здесь была грязь, сырость.
Погода стояла необычно холодная для этого времени года.
Мрачные дома с закрытыми воротами, как стражи, столпились по сторонам улицы.
Через дорогу стояло наполовину разрушенное здание.
Артиллерийский снаряд угодил в середину дома, отчего грудами пыли и кирпича осыпались верхние этажи. Нижний этаж уцелел, осталась криво висящая крашеная железная вывеска «Питейный дом Огурцова».
Весь двор завален упавшими стропилами, грудами мусора.
Видно давно жильцы покинули это место, забрав все, что можно было выбрать из-под развалин. Юнг чуть задержался у раскрытых ворот и вошел во двор. С сожалением потрогал полированный угол разбитого рояля, заглянул под него и заметил мальчишку, укрывшегося от непогоды в этом своеобразном укрытии.
— Ты чего здесь? А ну, вылазь!
Из дыры выполз мальчуган лет двенадцати в невообразимом одеянии. На нем была женская кружевная сорочка с пышными оборками, заправленная в поношенное офицерское галифе, а на ногах большие опорки. Юнг рассмеялся, увидев перед собой это существо, но веселость его разом пропала, когда он взглянул в мальчишечье лицо, увидел печальные детские глаза, посиневшие губы. Шевельнулось острое чувство жалости.
— Чей ты?
— Дяденька, нет ли хлебушка…
— Нет, малыш, хлеба у меня нет.
Мальчуган переступил с ноги на ногу и отвернулся.
Юнг положил ему руку на плечо.
— Чей ты? Тебя как зовут?
— А ничей, — ответил он нехотя.
Мальчуган освободил плечо от руки Юнга и решительно полез под рояль, но Юнг ухватил мальчонку за штаны.
— Э-э, так, брат, не годится. А ну, стой смирно, когда с тобой старшие разговаривают!
— Да чего вы, дяденька, пристали ко мне, — рассердился мальчишка, — чей да чей.
Отцов сын. Да и все.
С Выборгской стороны донесся глухой гул. Юнг и мальчуган повернули головы.
— Стреляют, — шепнул мальчуган.
— Нет, спирт сжигают.
— А ты, дяденька, матрос?
— Нет, матросская тетка.
Мальчуган лукаво посмотрел на Юнга.
— Петька.
— Что — Петька?
— Меня зовут.
— Что же мы будем делать, Петька?
Мальчик вздохнул.
— Помирать тебе рановато, а квартира у тебя неважная.
Петька снова вздохнул и почесал нос.
— Пойдем со мной, — решительно добавил Юнг.
— Пойду!
Большой зал с лепными украшениями, с высокими узорными окнами был заполнен народом. Солдаты в шинелях внакидку, матросы в широчайших клешах, обмотанные пулеметными лентами, какие-то люди в штатском с красными повязками на рукавах оживленно говорили, нещадно дымили махрой. Несколько пирамид из ружей, составленных в козлы, начинались от входа и терялись в облаках табачного дыма.