«Кто его отравил?» – поинтересовался я у музыканта.
«Я, сударь. Оттого и пришлось мне спасаться в Южной Америке».
«Но… зачем вы это сделали?»
«Катарина всему виной. Она подбила меня на преступление, уверяя, будто не любит этого врача. А когда я помог ему отправиться на тот свет, она меня бросила и прихватила с собой все мои деньги. Мне долго пришлось скрываться, а потом я услышал, что она вышла замуж за некоего Андреса Матеаса»…
«Отчего же вы не сообщили в полицию?»
«Я любил ее»…
– Вот какая она была, Катарина… – завершил Ничейный свой рассказ. – Я покинул ее. Те немногие средства, что еще были у меня, оставил ей. Сам я с тех пор живу под кличкой «Альфонс Ничейный», так как графа Ла Рошеля преследуют за убийство Андреса Матеаса. Я объездил вслед за Катариной весь свет, но так, что она при этом никогда меня не видела. Стоило только ей заполучить какого-нибудь мужчину в свои сети, как я тотчас слал ему по почте перечень всех ее преступлений.
– Значит, это были вы! – воскликнул капитан Ламетр.
– Да… Но однажды Катарина исчезла с моего горизонта. Отбыла на Мадагаскар и вышла замуж за несчастного капитана Мандлера. Собственно говоря, женой Мандлера считать ее нельзя, ведь мы с ней не были разведены. Когда она вдруг появилась в Оране с капитаном Ламетром, я и ему послал пресловутый перечень. После того как Ламетр бросил ее, настал черед Ван дер Руфуса. Голландец также порвал с Катариной, получив мое письмо, но поддерживал с ней «деловые» отношения. Ван дер Руфус являлся для нее конечной целью: с его помощью она надеялась завладеть богатейшими алмазными копями и отомстить капитану Ламетру… Хиггинс, молодой, неопытный офицер, был всего лишь оружием в ее руках. Эту связь она старалась держать в тайне, дабы очередная жертва не получила моего разоблачительного послания.
…Вновь обрушился тропический ливень. Со стороны открытого моря клубами густого тумана наползали жаркие, придавленные книзу испарения.
Из зарослей кустарника выбралась горилла, прошлась неспешной, раскачивающейся походкой и оскалила на нас зубы.
– Кого же она любила по-настоящему? – спросил Фразер. – Среди такого множества мужчин должен же быть хоть один-единственный, кто был ей действительно дорог?
– По-моему, никого она по-настоящему не любила, – задумчиво проговорил Альфонс.
Вот тут-то мой друг ошибся. На мне графиня, можно сказать, погорела.
3
К рассвету мы очутились близ крейсера. Отсюда начинался наш путь.
– Слава богу, мы успели вовремя! – сказал капитан. – Пока что не прогремел первый выстрел. Боевые действия должны начаться с обстрела джунглей, где соберутся отряды туземцев.
– Знаю, – вдруг вмешался Турецкий Султан.
– Откуда?
– Из разговора графини с офицером, с Хиггинсом этим. Он сказал, что сигналом к началу действий послужит переданная азбукой Морзе телеграмма из Орана: «Вперед!»
– Какая подлость выдавать военные тайны! Да за одно это Хиггинса следовало бы расстрелять!
– Он сказал также, что приказ придет, когда из Сахары будет стянуто достаточное количество воинских сил. Это и означает «Вперед!»
Грянул пушечный выстрел. Снаряд пролетел высоко над нашими головами: таким образом нам предлагали сдаться. Мы перестали грести. С крейсера спустили на воду шлюпку.
4
Мы оказались пленниками на крейсере «Женераль де Негрье».
Нас заставили ожидать в пустой каюте со стальными стенами. С нами был и Фразер. Мы простояли, должно быть, с полчаса, когда наконец распахнулась дверь и в каюту вошел маркиз де Сюрьен.
– Вышли живыми из джунглей. – Он смерил каждого из нас взглядом. – А ведь и здесь вас ожидает не лучшая участь. Измена карается пулей!
Вперед вышел капитан Ламетр.
– Мы выполнили свою задачу, ваше превосходительство, и вернулись на крейсер, чтобы предотвратить кровопролитие, а также предать виновных в руки правосудия!
– О чем это вы? – удивился маркиз.
– Вот этот господин, – капитан указал на Фразера, – один из членов пропавшей экспедиции. Племя фонги вне подозрений.
– Доложите подробней.
Де Сюрьен слушал капитана, не перебивая. Время от времени бросал на нас взгляды – недоверчивые, удивленные. Лицо его то краснело, то бледнело.
Наконец он подошел к нам чуть ли не вплотную.
– Таких отчаянных парней свет не видал!
– Ваше превосходительство, – завершил свой отчет Ламетр, – то, что свершили эти люди, можно назвать апофеозом мужества и верности долгу.
Маркиз глубоко задумался и наконец тяжко вздохнул.
– Выходит, Рубо все же прав. – И снова перевел взгляд на нас. – Вынужден признать: вы настоящие мужчины. – Он поочередно пожал каждому из нас руку. – Но эта история с радиосообщением мне по-прежнему не понятна. Ламетр, вы действительно слышали сообщение, которое, как выясняется, не имело места?
– Да, ваше превосходительство. Некая дама письменно изложила эту историю. Прошу вас! – Ламетр вручил маркизу признание графини.
– Где сейчас эта дама?
– Она стала жертвой несчастного случая.
Де Сюрьен испытующе взглянул на нас, но ничего не сказал. Как я уже говорил, у этого человека ума палата. Затем он внимательно прочел бумагу. Ноздри его раздувались, мощная грудная клетка взволнованно вздымалась и опускалась. Затем он схватился за телефон.
– Капитан Малотт! Немедленно арестуйте первого офицера Хиггинса за измену родине. Приказ я сейчас пришлю. – Он извлек из кармана ручку.
Не орудие письма, а сущее чудо! Из чистого золота, с эмалевыми украшениями и огромным кроваво-красным рубином на конце… Маркиз быстро черкнул несколько строк и позвонил. Вошел матрос.
– Передай это господину капитану.
Однако до ареста Хиггинса дело не дошло. Послышался звук выстрела: изменник родины предпочел покончить с собой.
5
– Следуйте за мной! – распорядился де Сюрьен.
Мы поднялись в радиорубку.
– Ага, вот здесь!.. – проговорил маркиз после недолгих поисков.
В углу, у самого пола, виднелась щель, похожая на мышиный лаз. Достаточно было вывинтить шуруп в полу, чтобы высвободить отверстие. Соседняя каюта принадлежала Хиггинсу, и тот смонтировал у себя усилитель, подсоединив его пропущенным через отверстие проводом к динамику радиоприбора. Затем Хиггинс вызвал Ламетра, сославшись на то, что экспедиция, мол, объявилась по радио. Хиггинс говорил из своей каюты, прикрыв рот носовым платком, чтобы изменить голос, и его было слышно в динамике радиорубки. Но Ламетр, чувствовавший себя неважно (в его коньяк Хиггинс плеснул опиума), был уверен, что общается с капитаном Мандлером.
Из радиорубки мы перешли в каюту де Сюрьена.
– Такое мне даже в голову прийти не могло, – признался Ламетр.
– В этом и состоит ваша вина, – парировал правительственный посланник. – Вам следовало на другой день потребовать подтверждения у капитана Мандлера.
– Ах, ваше превосходительство, каким бы человек ни был честным, а всегда найдется ловкий проходимец, способный его обмануть.
– Ошибаться – это в природе человеческой, – мудро заметил я.
– Вы горой стоите за капитана! – рассмеялся де Сюрьен. – В этом ваша особая заслуга. Несколько человек, а стоите целой армии. Однако промах есть промах… Располагайтесь на отдых. Ламетр может занять каюту Хиггинса.
– Что это значит? – осведомился Альфонс Ничейный, когда мы остались одни.
– Честь моя восстановлена, а капитанский чин – нет, – грустно пояснил Ламетр. – Его превосходительство – лучший из всех военных специалистов, и по его мнению, причиной инцидента является недостаточно тщательное выполнение своих обязанностей. Его превосходительство, к сожалению, отличный солдат, который еще ни разу не ошибался, а потому строг по отношению к чужим заблуждениям… Но все-таки честь мою мне вернули… Спасибо, друзья!