Во всех портах Северного моря ведется наблюдение за моторными катерами. В Дюнкерке, Булони, Кале — всюду морская полиция всегда наготове, чтобы пуститься в погоню за катером. Увы, комиссару не пришло в голову, что бандиты изберут более длинный речной путь. Они-то учли, что на море катер основательно обыщут, и предпочли контроль на границе, где он сводится к пустой формальности.
Комиссар выпил кофе и закурил сигарету. Ему предстояла долгая, изнурительная ночь.
В пять ноль-ноль капитан спустился в машинное отделение. Он подкачал в бак бензину, проверил уровень в баке с водой, уровень масла, зажигание.
Через пятнадцать минут заработал главный двигатель. Его мощный гул разбудил Марка. Все тело у него болело, но особенно запястья и щиколотки, где твердые узлы врезались в кожу. И так хотелось пить! Даст ему парень еще воды? Он услышал, как заскребли по борту тросы и как катер задел бортом железную обшивку какого-то судна.
Часа через два катер миновал Ми́линген, и тут Ролан явился к своему юному пленнику с чашкой кофе. Он сразу заметил заплаканные глаза мальчика. Очень режут узлы? Конечно, это больно. Он перевязал лаглинь заново, не так туго, как прежде.
Ролан не намного старше Яна. Может, у него тоже есть младший брат? Каким же образом он оказался среди бандитов?
— Что со мной будет? — спросил Марк.
— Я думаю, что тебя обменяют на нашего человека, — сказал Ролан. — Антверпенская полиция захватила нашего аквалангиста.
— А что он делал в доках?
— Много будешь знать, скоро состаришься.
Главный двигатель сократил число оборотов, это значило, что Ролану следует подняться в рулевую рубку. Капитан отдал ему распоряжение: освободить тайник в двойном дне, проследить, чтобы была вентиляция, и запихнуть туда мальчишку.
— В танк? — удивился Ролан. — Он же там задохнется.
— Через час к нам на борт заявится голландская и немецкая полиция, — сказал капитан. — Для инвентаризации. Если они найдут этого щенка, нам крышка, ясно? И Фелисьену. Поэтому засунь парня в танк и завинти крышку. Потом гайки намажь слегка сажей. Таможенники непременно это заметят, когда ты будешь их откручивать.
— Но ведь через трубку поступает очень мало воздуху. А за мертвого парня много не получишь.
Это был первый случай, когда Ролан осмелился возражать хозяину.
— Делай, что приказано! — рявкнул капитан.
— А если таможенники захотят осмотреть танк и заставят поднять крышку?
— Я успею наполнить его водой прежде, чем они открутят первую гайку.
— А парень?
— Иногда приходится идти на «мокрое» дело.
Марка извлекли из детской каюты. С ужасом и отвращением смотрел он на железный ящик, где ему предстояло пробыть несколько часов. Он был ужасно похож на гроб.
— Не бойся, — сказал Ролан. — Воздуху здесь достаточно. Он поступает через эту трубку. — Под отверстие Ролан поставил банку с водой. — Это не для питья, — сказал он. — Когда таможенники сунут в танк футшток, он должен быть мокрым, иначе пойдут разнюхивать все кругом.
Видя, как Марк уставился на жестянку, Ролан предупредил:
— Не вздумай ее отодвинуть. Как только мне прикажут отвинтить крышку, сюда хлынет вода. И тогда я тебе не завидую.
Леденея от страха, Марк слушал, как Ролан завинчивал гайки. В танке было очень тесно, плечо его упиралось в жестянку, но он не замечал этого неудобства. Пахло ржавчиной и слизью, покрывавшей стенки танка, но он ничего не чувствовал. Страх… Только страх, от которого мутился рассудок, страх перед потоком воды, готовым вот-вот хлынуть и затопить этот железный гроб.
Катер окликнул голландский полицейский бот, потом лодка немецкой таможни. Они проверили паспорта капитана и Ролана, затем предложили направить катер в таможенную гавань в Эммерихе. Здесь таможенники произвели инвентаризацию, сверив все, что находилось на борту. В жестянку опустился футшток. Если б Марку не заткнули рот кляпом, он бы закричал. Увы, он смог лишь чуть-чуть пошевелиться, но этого никто не услышал.
Капитан получил разрешение продолжать рейс. Он велел Ролану вытащить Марка из тайника. Марк очнулся уже в каюте, но тут же снова закрыл глаза. Судороги сводили желудок, он чувствовал себя совершенно больным.
— Хочешь воды?
Нет, Марк не хотел больше воды.
— А кофе?
— Оставь меня в покое, — прошептал он еле слышно.