— Держись, я уже вызвала «скорую»… Она… скоро приедет, — проговорила она. — Сереженька…
Водопадом наполнило атмосферу его имя. Бывало, и привыкали, и не задумывались о том, сколько же сложено в любимых нами буквах имени единственного человека. Того, кого мы хотим растопить в своих объятиях.
— Не волнуйся, Вика… Это пройдет… Сейчас пройдет. Все будет хорошо…
Отвечал он слабым голосом. А на лбу судорожной ниточкой прорезалась морщинка.
Приподняв веки, он взглянул на супругу. И лицо озарилось слабой и почти безысходной улыбкой.
Вика… Хорошо… Сколько секунд могла длиться вечность?.. Сейчас ему грезилось, что время остановилось, но шаг за шагом сердце его продолжало ее любить. Его Вику. Много раз все было хорошо в его жизни. Но теперь почему-то думалось о том, что этот раз последний.
Сергей снова закрыл глаза, стараясь не чувствовать собственного сердца. Оно было здорово, абсолютно здорово… Иначе как?.. С ним было все в порядке. И это не мог изменить даже врожденный порок. Иначе в чем заключается здоровье?.. Или что заставит его радоваться жизни в тысячный час, как в первый?
Мысли ушли, уплывая от невнятности рассуждений. Описать, что он чувствовал, думал, была ли нужда в разделенном сознании? В разделенной с ним другой душой жизни от края и до края. Перед Сергеем медленно, как угасая, и кричаще, будто вспыхивая химическими красками, зашагали пережитые им за все эти годы события.
Порой живешь и не оглядываешься. Думаешь, что кроме работы и вспомнить-то будет нечего… Но иногда сюрпризы судьбы пишут твою книгу быстрее любых твоих достижений.
Надо же было вытащить счастливый билет с самого первого крика. Когда Сергей успел осознать в своем детстве, что ему довелось родиться с больным сердцем, не смог он сразу понять, что это значило. А значило это то, что пока другие будут бегать, резвиться, дебоширить, рисковать и упиваться вседозволенностью, он всю свою жизнь, сознательную и бессознательную, будет проводить в постоянной памяти внезапной остановки линий на кардиограмме и вечной темноты взамен.
Молодость берет свое. Юношество не привыкло останавливаться. И Сергей не раздумывал тогда о том, что с ним может случиться. Жить?.. Так для чего?.. Что будет с ним, если жизнь идет рядом и стоит только сделать шаг, чтобы нырнуть в нее с головой?.. Другие, они могут так, и он сможет тоже.
Далекими и будто не с ним случившимися причудились буйства школьных лет. Незаметно, как тень, нагрянувшая взрослость в четырнадцать лет: первые попойки с друзьями, первые девчонки… Пленкой затянутое время, в котором он не мог вспомнить, что чувствовал, для чего плыл по течению решавших за него дней. Не думал еще Сергей, зачем он живет, и что будет дальше не предугадывал. Но только и думать жизнь решилась за него. Осознание вторглось слишком рано.
На первой больничной койке, в первой в жизни реанимации. Лежа под приборами и слушая, как колотиться в груди то, что давало ему жизнь, тогда Сергей понял и прочувствовал, что его дни могут стать намного короче, чем должны были быть. Все обошлось, он вышел оттуда живым и невредимым. Однако память на все эти годы пропечатала врачебные предписания. Не нервничать, не перенапрягаться, не давать себе резких нагрузок. А иначе умрешь.
Умрешь. Что привносит в глаза ребенка то, что названо нераскрытой тайной смерти?.. И что будет чувствовать тот, кто, глядя в чужие лица, знает, что они никогда его не поймут?.. Слишком многое, чтобы Сергей осмелился об этом вспомнить. Время шло, и старое забывалось. Умерив пыл, он на целых два года расстался с прежними друзьями, перечеркнул прошлое, погрузился в учебу и новые увлечения. Словно перелистнул страницу на чистый самый лист…
Заканчивался одиннадцатый класс, и его ждала новая ответственность. Она пугала и манила. Сергей не знал, что будет с ним всего через несколько месяцев: он боялся экзаменов, которые для него могли стать совсем иным рубежом. Не нервничать, не напрягаться… Он поступил и поступил блестяще. Отделался легким испугом, когда в груди екнуло от счастья перед списками зачисленных. Видно, и он может так, как другие?.. А может быть, даже лучше?
Людская память коротка. Людской век бездарен и пуст. Каким слабаком ощутил себя он, припоминая, как опять пагубной воронкой втянула его институтская компания. И поехали по рельсам попойки, бессонные ночи, споры на самый громкий крик и самую красивую девушку. Огни на дискотеке, песни под гитару, смятые подушки на диване и неубранные окурки на столе… Все это едва не прервалось на взлете.