– Нет-нет, – выдавила я. – Я приду завтра.
Приду, раз обещала. Держать слово – единственное, что я могу себе позволить сейчас.
– Меня зовут Мария, – сообщила я. Назвать фамилию так и не смогла.
– Я буду очень ждать, Мари! – воскликнула Клер.
Я дернулась, пощечиной ощущая своё имя.
– Кому ты пишешь, Мари?
– Подруге, – я сминаю в руке листок, закрываю резную крышку бюро и встаю с кресла.
– О чем? – он подходит ближе.
Вечернее солнце гаснет в его глазах.
– Я лишь призналась в чувствах к её брату.
– Денских не допустит этого брака, – Алексей кривит губы, да только я вижу, что попала в цель.
– Брак? – расправила платье. – А я и не говорю о браке. У меня нет приданого, у меня нет больше имени, у меня и наследства-то нет. Однако, мне надо на что-то жить. Не вы ли мне это говорили?
– Вот как? – едва сдерживаемая ярость во взгляде. – Вот, каков твой выбор, Мари? – он хватает меня за плечи. – Станешь содержанкой? Пойдешь по рукам? Это ведь лучше, чем быть княгиней Милевской, верно?
Мне больно – его пальцы наверняка оставят на моей коже отметины. И как же мне радостно от этого, как мне хорошо!
– Верно. – Соглашаюсь я, глядя ему в глаза, и добавляю: – Господин опекун.
Ну же, ваше сиятельство! Уступи! Ударь же меня!
Он часто дышит, я вижу, как трепещут крылья его носа, как бьется проступившая на виске вена, опускаю взгляд – под изящной линией усов от ярости подрагивают губы. Милевский отпускает меня. Я улыбаюсь. Это – моя победа. Но он ладонями обхватывает моё лицо и … целует.
– Верно, – оторвавшись от меня, выдыхает князь, – твой опекун.
Мучительно медленно его пальцы опускаются с моей щеки на шею. Это больнее, чем боль. Это страшнее. Меня колотит, я закрываю глаза. Мужская ладонь обжигает. Я отворачиваюсь, но он не отступает. Я чувствую жар его тела за своей спиной, я слышу его дыхание. Он наклоняется к моему уху и, губами почти касаясь моей кожи там, где только что лежала его рука, убивает:
– Несостоявшийся муж твоей старшей сестры. Единственный, кто согласился оплатить долги твоего батюшки.
– Какое благородство. Кто просил вас об этом? Вы вполне могли отдать эту честь господину Бортникову, – я рукой вытираю рот и хрипло смеюсь.
Только мы оба знаем – в этот раз снова ведет Алексей.
– Бортникову? – он смеется. – Ну уж нет, милая. Я не собираюсь отдавать тебя этому лису. А Анастасия давно не отвечает на твои письма. И ты давно не пишешь ей. Её брат не увлекается девушками. Ты снова обманываешь меня, Мари.
Мари…
– Шувалова, – добавила я. – Мария Шувалова. Всего доброго, мадам Дюбуа, – отрывисто поклонилась и, не оглядываясь, ушла с площади.
Стыд и пустые сожаления давно пора оставить в прошлом.
Глава 4
Тучи снова затянули небо плотным покрывалом. За короткое солнечное утро черный снег успел немного подтаять. Я посмотрела себе под ноги и, невесело хмыкнув, похвалила себя за предусмотрительно купленные калоши.
Планировка столицы довольно проста. Прямые линии широких улиц и маленьких, таких же прямых переулков. Город велик, путь от Сенной до Никольской площади занимает довольно большой промежуток времени, если не знать коротких путей.
Узкий проход вывел меня на площадь. Издали завидев храм, я перекрестилась. Двустворчатая кованая калитка двора собора была приветственно распахнута. Горожане (в кои-то веки улыбающиеся!) несли в церковь праздничные угощения, а я не могла заставить себя сделать шаг. Подняла глаза на небесные стены храма и пальцами вцепилась в ледяные металлические прутья. Даже под хмурым небом золото куполов слепило глаза.
– Чего стоишь, дурно, что ль? – болезненно худой мужичок остановился рядом.
– Ох, а белая-то какая, – заквохтала замотанная в серый платок женщина. – Не ела небось, сейчас-сейчас! – она потянулась к своей котомке.
– Спасибо, ничего не нужно. У меня всё есть, – пробормотала я и чуть приподняла свой узелок, мол, не вру. Правда есть.
И я, не слушая более причитаний, а затем и недовольств – коли уж вызвала желание помочь, изволь добро принимать – отпустила калитку и вошла.
Меня, Шувалову, приняли за нищенку, умирающую от голода. Мне бы засмеяться, да только не смешно.
Господи, прости меня! Прости гордыню и недостойные мысли. Спаси и сохрани…