– Это да, – довольно согласился штатный медик, – любо-дорого смотреть! – и он ударил себя по колену. – Я, конечно, супротив того, чтоб показывать покойников юным девам.
Я развела руками.
– Да-с, приказ, есть приказ, – заключил он.
Мужчина помог мне раздеться и подал белый медицинский халат. Мы прошли в маленькое помещение. В нос ударил сладковатый запах разложения.
– Стойкая, – хмыкнул мужчина.
Николай Иванович, крякнув, подал мне нашатырь. Я открыла бутылек и поднесла его к носу. В голове прояснилось, и я, сделав быстрый вдох, прошла к закрытому простынью телу следом за медиком.
– Смотри, – он откинул с лица покойника ткань, – след видишь? – показал глазами на синий кровоподтек на шее умершего, – от чего, как думаешь?
– Веревка, – озвучила я свою мысль.
– Правильно, – довольно ухмыльнулся мужчина, – мы и нашли рядом с телом веревку.
– И записку, – поддакнула я.
– И записку, – подтвердил медик. – Только записку писал правша, а наш субъект – левша. Видишь, мозоль на среднем пальце левой руки.
Я кивнула.
– И душили его сзади, след вона как пошел, – Николай Иванович ткнул пальцем туда, где, по его мнению, я должна была увидеть разницу между повешением и удушением.
– Вижу, – согласилась я вовсе не потому, что поняла эту разницу. Я поняла, что зря настаивала на осмотре – вполне можно было обойтись заключением Ежова. Лицезрение трупа воочию не делает из меня следователя.
– Ну, коли так, свободна! – отпустил меня Николай Иванович.
Я быстро попрощалась с мужчиной, схватила пальто и уже в дверях услышала громкий каркающий смех:
– Приходи еще!
На улице было темнее обычного. Рабочий день в управлении подошел к концу, в кабинетах погасили лампы, и лишь тусклые оконца арестантских давали немного света.
«Главное, чтобы своими ногами», – подумала я и врезалась в чью-то шинель.
– Простите! – я отскочила, поскользнулась и наверняка бы упала, если бы не крепкие мужские руки.
– Что же это вы, барышня? – хмыкнул городовой – оранжевый кант на погонах указывал на должность полицейского.
– Задумалась, – виновато улыбнулась я.
– Пойдемте, – он подал мне локоть, – провожу вас. Фонарь перегорел.
– С радостью воспользуюсь вашим предложением, – я кивнула и взяла мужчину под руку, мы направились к черному входу в Департамент. По дороге я еще несколько раз подумала о том, что городовой встретился мне как нельзя кстати. При свете дня мне легко удавалось обходить снежную наледь, а теперь новые калоши, словно лыжи, скользили по земле.
– Всыпать бы дворнику, что не насыпал песку! – покачал головой мой провожатый, когда в особенно скользком месте я снова повисла на его руке.
Я не успела ответить. Мы вошли и в дверях столкнулись с господином Бортниковым. Городовой коротко поклонился нам обоим и, заприметив Петю, твердой походкой направился к Чернышову.
– Иван Петрович, вы еще не ушли? – удивилась я.
– Не ушел, – он отчего-то нахмурился и добавил: – я был у Белянина. Думал, сопроводить вас до квартиры, но вы, я вижу, уже нашли провожатого?
Я раздраженно стянула с шеи пуховый платок. Нет, не жарко – душит. Забота начальства это прекрасно, но зачем нужно было привлекать к этому еще и Бортникова? Он и без того уделяет мне слишком много времени. Вовек не расплатиться.
– Нашла, – согласилась я. – Это Петр Чернышов.
Адвокат резко повернулся и безошибочно нашел Петра взглядом.
– Будет конвоировать меня всю эту неделю, – нарочито весело сообщила я. – Андрей Аркадьевич распорядился.
– Вот как? – Бортников повернулся ко мне и, всматриваясь в моё лицо, попрощался: – В таком случае, до встречи на Службе?
– До воскресенья, – я выдавила улыбку и подала мужчине руку для поцелуя. Заметила недоуменные взгляды коллег и, быстро отдернув ладонь, вцепилась в пуговицы своего пальто.
Что, Мари, забылась? Ручку тебе поцеловать, на танец ангажировать? Очнись! Оглянись вокруг. Не ты ли уверяла Бортникова, что давно уже привыкла жить просто, а потому прекрасно будешь смотреться в архиве петербургского сыска!
Меня бросило в жар. Я отшатнулась от мужчины, опустила глаза и, оправдываясь срочной необходимостью пройти в архив, покинула коридор.
Некрасиво. Невежливо. Мучительно стыдно. И пусть. Так даже лучше.
Руки бездумно выполняли знакомую работу. Карточки, фотографии, серые папки. Номер дела, фамилия, когда, почему привлекался, рост, вес, объем головы, особенности. За сухими цифрами сотни судеб, сотни трагедий.