Какие доводы приводит Бичер-Стоу? Прежде всего аргумент учеников Пифагора:" ",
[стр. 184 цитата на греческом языке]
"он сам это сказал". Лэди Байрон ей шепнула это между чаем и кексом, а она должна была это знать. По ее словам, она однажды застала Аврору и своего мужа в интимном времяпрепровождении; письма и признания подтвердили ее чудовищные подозрения. К тому же против этого второго довода нельзя возразить: в бесчисленных стихах отношения с той единственной женщиной, которую он любил, Байрон называет преступными. Стихи
I speak not - I trace not - I breath not they name
There is love in the sound - there is guilt in the fame*
составляют подходящее созвучие для подозрений; в "Манфреде" чародей "губит своей любовью" сестру - Астарту; Шелли пишет рядом с ним трагедию "Ченчи", самую смелую апологию кровосмешения. Байрон в своем "Каине" сочетает сестру и жену в едином образе. Конъектуры приобретают большую степень вероятия, игра с мыслью о кровосмешении несомненно налицо.
_______________
* Заветное имя сказать, начертать
Хочу - и не смею молве нашептать. (Перев. Вяч. Иванова).
_______________
Но в такой же мере, а может быть и в большей, это предположение психологически неправдоподобно. Прежде всего - всеобщее боязливое молчание при жизни Авроры. Почему, будучи так уверены в ее виновности, они с таким страхом отвергли вызов Байрона? Совершенно определенно пишет он в 1817 году из Венеции в напечатанной статье: "Мне сообщили, что адвокат и лэди Байрон заявили, что ее уста хранят молчание по поводу причины развода. Если это так, то не я их замкнул, и эти господа оказали бы мне величайшее одолжение, побудив лэди Байрон заговорить". Так не пишет тот, кто мог бы бояться обвинения в кровосмешении. И что еще удивительнее этого молчания (это станет понятно впоследствии) - молчание, которое можно принять за стыдливость перед альковными разоблачениями: в феврале 1816 года лэди Байрон узнает, что Аврора Лэй будто бы имеет преступную связь с ее мужем. И что же она делает? Она еще больше приближает к себе преступницу. "Нет никого на земле, - пишет она ей, - чье общество было бы мне дороже и более содействовало моему счастью, чем твое"; она осыпает ее знаками нежности и живет еще восемь лет, до смерти Байрона, в самой тесной дружбе с нею. Даже доверчивый психолог Бичер-Стоу - чувствует,что в ее аргументации имеется пробел. И она старается его затушевать указанием на христианскую снисходительность лэди Байрон, простившей раскаявшуюся грешницу. Но нельзя отделаться от совершенно определенного чувства: тут что-то не в порядке. Тайна должна бы быть таинственнее. А главное: почему семья так упорно отказывается достать из запертого шкафа эти "Family letters"*, которые должны все разъяснить? Почему отказывается доктор Лешингтон, единственный из оставшихся в живых, засвидетельствовать это утверждение? Загадка стала еще более загадочной. Она не хочет покоиться под землей. Но никто не может пролить на нее свет.
_______________
*) Семейные письма.
_______________
АСТАРТА
И снова пятьдесят лет молчания, шушуканья и таинственности. Наконец, распространяется смутный слух: внук лэди Байрон, лорд Ловлэс, решился сорвать печать и предать гласности документы. Но книга его появляется тайно, с той же таинственностью, с какой лэди Байрон сообщала о своих подозрениях, - всего в количестве двухсот экземпляров "for private circulation"*. И книга эта называется "Астарта".
_______________
* Не для продажи.
_______________
Уже одно ее название повторяет старое обвинение Астарта - сестра Манфреда, о которой он говорит: "I loved her and destroyed her"*), она является тайной виновницей. И в доказательство он приводит знаменитое заявление доктора Лешингтона, в котором он отказывался содействовать примирению с Байроном. Но странно: как-раз этот документ опирается на утверждение лэди Байрон, которое тут же подвергается всевозможным юридическим ограничениям. Так как подозрение не было доказано, лэди Байрон не видела повода к тому, чтобы немедленно покинуть дом лорда Байрона. Этот документ содержит одно удивительное упоминание: лэди Байрон заявляла, что эти "слухи" не исходили от нее. Это значит, что она боялась, как бы Байрон не узнал об их распространении и не потребовал бы объяснений, что он и сделал. Эта безответная страдалица была коварным противником, скрывавшимся за проволочным заграждением юридических хитросплетений и оговорок. Но лэди Байрон выставляет одного свидетеля - Аврору Лэй: она будто бы сама созналась ей в этом - и устно, и в двух письмах. Читатель, конечно, тотчас же перелистывает книгу, в надежде найти письма. Однако, лорд Левлэс пишет: "Излишне их печатать, так как их содержание подтверждается фактами". Итак, факты доказываются письмами, содержание которых подтверждается фактами, получается удивительный заколдованный круг, поскольку факты утверждаются, а письма скрываются.
_______________
*) Я полюбил и погубил ее.
_______________
Один только документ на первый взгляд действует убедительно: любовное письмо Байрона, которое лэди Байрон отвоевала у своей невестки. Но странно: и здесь нет ни слова, обращенного лично к ней, адресат не назван, и о том, что письмо было обращено к Авроре, свидетельствует опять-таки лишь утверждение лэди Байрон. Из всего этого вытекает одно: что лэди Байрон всю свою жизнь верила в это честно, со всей страстью своей ненависти.
Но действительность еще таинственнее. И как-раз книга лорда Ловлэса ее раскрыла. С той минуты, как он нарушил молчание в защиту лэди Байрон, и другие посвященные не чувствовали себя обязанными долее молчать. И одна из трогательнейших душевных драм, более захватывающая, чем все созданное Байроном, наконец, раскрыта.
МЕДОРА