— Да! — последовал твердый, почти упрямый ответ. Курт стоял выпрямившись, и голубые глаза его сверкали, как раскаленная сталь.
Следователь оглянул его удивленным взглядом, в котором сквозил оттенок сожаления.
— Мне было бы весьма жаль, — сказал он, — если ваше странное поведение повлечет за собою для вас неприятности. Впрочем, воля ваша. Позвольте продолжать. Несколько дней тому назад вы посетили покойного. У вас была с ним ссора и вы вышли из дома в очень возбужденном состоянии. Послужили ли поводом к разногласиям материальные вопросы, т.е. не обращались ли вы к вашему дяде с просьбой дать вам взаймы ту сумму, в которой вы так сильно нуждались?
— Сожалею, что относительно этого не могу дать вам указаний, принимая во внимание, что это мои частные дела.
Курт чуть не лишился сознания от ярости.
— Таким образом вы вовсе отказываетесь от показаний, господин поручик, устраняя возможность дальнейшего допроса? — резко спросил следователь.
— Отнюдь нет, спрашивайте дальше.
— Не воспользовались ли вы при уходе из дома задней калиткой?
— Да, — прозвучал спокойный ответ.
— Зачем?
— Я хотел как можно скорее выбраться из дома.
— Ведь вы могли сделать это с тем же успехом, выйдя через главные ворота?
— Они были закрыты.
— Где вы находились в ночь совершения убийства?
Опять молчание.
— Господин поручик, вы ужасно затрудняете мне исполнение моей обязанности. Я совершенно не знаю, что и подумать. Разве вы не сознаете, что ваше упорное молчание может породить мысли, которые не возникли бы, если бы вы дали откровенные и чистосердечные показания?
Курт стоял в мрачном безмолвии, сложив руки на груди, устремив взор вдаль.
— Господин поручик, я еще раз спрашиваю вас: желаете ли вы отвечать мне? Желаете ли вы указать место, где вы находились в ночь убийства?
Курт молчал.
— В таком случае я на сегодня должен прекратить допрос. Завтра я опять явлюсь к вам. Надеюсь, что до этого времени вы образумитесь.
Он коротко поклонился и вышел.
Курт стоял недвижно, ошеломленный ужасным, обвинением. Дыхание его шло учащенно, глаза его приняли выражение глаз загнанного зверя.
— Ирена! Матушка! — крикнул он в изнеможении и свалился без чувств.
Сезон, собственно говоря, уже кончился.
В дивно расположенном Висбадене оставались только еще единичные гости, отчасти приехавшие к более дешевому сезону по материальным соображениям, отчасти пропустившие разгар сезона с тем, чтобы спокойнее насладиться пребыванием на водах.
К последней категории гостей принадлежал также и никто иной, как Шерлок Холмс, великий сыщик, гениальный мастер своего дела, служивший грозой и вместе с тем и объектом удивления преступного мира, ангел-спаситель страждущего человечества.
Он как раз сидел без пиджака у письменного стола своей роскошно обставленной комнаты в гостинице «Метрополь», где он за несколько дней до этого поселился вместе со своим помощником, Гарри Тэксоном.
Раздался стук в дверь.
На зов Шерлока Холмса явился официант и доложил, что мистера Холмса желает видеть дама, подавая при этом визитную карточку из тончайшей веленевой бумаги.
— «Ирена фон Рудлов» — вполголоса прочел Холмс, и обратился к официанту с вопросом: — Где эта дама меня ожидает?
— В читальной, — гласил ответ.
— Кто бы это мог быть? — бормотал Холмс.
— Надеюсь, это «дело», начальник! — весело и отважно воскликнул Гарри Тэксон.
— И мне это было бы кстати, — ответил Холмс, завязывая галстук перед зеркалом, — во мне опять просыпается жажда деятельности.
Он тщательно сдул последнюю пылинку с безукоризненного черного сюртука, провел щеточкой по волосам и вышел из своей комнаты
Он быстро спустился по выложенной коврами лестнице и открыл дверь читальни.
Из кресла у окна поднялась молодая дама, густо покрытая вуалью.
— Мистер Холмс? — спросила она и откинула вуаль. Холмс поклонился.
— Чему обязан честью, сударыня?
Они присели вблизи окна.
— Мистер Холмс, я узнала из газетной заметки, что вы здесь. Меня привело к вам столь же печальное, как и таинственное происшествие, — начала она мягким голосом, в котором звучали слезы, — и оно побуждает меня просить вас от всей души: помогите нам! Спасите моего несчастного жениха!