— Забавно. А фляжка действительно была того партизана, которого похоронил бакенщик?
— Того, дядя Федя, того. Дедушка же знает.
— Интересно, интересно… А где карта?
— У Левки.
Дядя Федя встал со стульчика, отложил челнок.
— Знаешь что, Топтыгин, принеси-ка ее. Очень любопытно взглянуть.
Мишка приуныл.
— Левка не даст. Он говорит, что это реликвия и надо отправить ее в музей.
— Гм, — насупился дядя Федя. — Что ж, тогда не дам моторку.
Мишка с минуту сопел, потом решительно произнес:
— Хорошо. Я сейчас принесу.
Он побежал домой. Там осторожно вынул из Левкиной планшетки блокнот, взял из него карту и понесся обратно. Мишка ликовал: через час-два он смело пойдет к друзьям и скажет: «Бросьте свою лохань и поплывем на моторке. Раз, два — и там!» Он представил себе, как Левка и Василь сначала откроют от удивления рты, потом обрадуются, засмеются, захлопают Мишку по плечам.
Дядя Федя ожидал его в избе. Она, как и многие старинные избы, состояла из одной комнаты. Большую часть занимала русская печь. У окна стоял грубо сколоченный стол, две табуретки. Рядом со столом, вдоль стены, скамейка. За печью громоздилась кровать под пологом.
Дядя Федя в Майском жил около года, был одиноким, работал в охране на строящемся заводе за Обью. Дружбы с соседями не водил, но ребятишек, особенно рыбаков, привечал.
— Ну-ка, показывай, — встретил он Мишку. — Посмотрим, что сие есть.
Он взял бумажку, сел за стол и стал внимательно рассматривать ее. Минут десять сидел молча, забыв о Мишке, морщил лоб, шевелил губами.
— Дядя Федя, — напомнил о себе Мишка, — так вы дадите моторку?
— Моторку? А, моторку… Вот что: сходи в сарай, посмотри, есть ли в бочке бензин. Если есть, то замерь — сколько его там.
Когда Мишка вернулся, карта лежала на столе, а дядя Федя копался в печке.
— Бензин есть. Литров тридцать. Значит, дадите моторку, дядя Федя?
— Слово — дело. Сказано дам, значит берите. Завтра. Утром. — Он помолчал, потом спросил: — Куда вы хотите плыть?
— На полуостров, где крестик стоит.
— Кто додумался?
— Не помню. Левка, кажется.
— Молодец парень. Правильно понял бумагу. Только думается мне, что зря съездите — времени прошло много. Если и был склад — все пропало там. Но дело ваше…
— А где у вас моторка?
— На реке. Завтра придете ко мне, вместе сходим… Да, разбередила, разбередила твоя бумажка старые раны. Сколько партизанских дорог исхожено, сколько кровушки пролито! Через леса, горы, реки проходил. С такими вот картами, бумагами, донесениями… И есть их приходилось — да-да! Смеешься? А ты не смейся, брат. Идешь бывало, а тут белогвардейский разъезд. Сцапают, найдут эту бумагу — и тебе каюк и партизанам, товарищам твоим. Вот возьмешь ее да и съешь… — Дядя Федя умолк, вздохнул. — Ну, да что вспоминать. Что было, то сплыло. Бери, Топтыгин, свою карту и топай домой. Мне по делам пора.
— Значит, завтра, дядя Федя?
— Завтра. В десять ноль-ноль, как говорится, по местному времени.
— Вы только никому не говорите.
— Слово партизана.
Мишка, словно окрыленный, вылетел от дяди Феди. Он ликовал. Вот здорово придумал — путешествие на моторке! Ребятам и не снилось такое.
Мир
В доме бакенщика ребят не оказалось. Поэтому Мишка двинулся к верфи. На середине площадки все на тех же чурках стоял «Открыватель». Но это был уже не тот «Открыватель», каким он видел его вчера. Этот стоял незнакомый и величественный, над ним высилась стройная мачта с двумя реями, от нее к носу и корме отходили веревки. На верхней рее прикреплен скатанный парус. Рубка покрашена в голубой цвет.
Левка и Вася устраивали в лодке сиденья и делали вид, что но замечают Мишку.
— Ребята…
Никто не ответил.
— Ребята, — сказал Мишка громче. Левка недружелюбно обернулся,
— Чего тебе?
Мишка, торопясь, чтобы его выслушали и не прогнали, затараторил:
— Я, ребята, моторку достал. У дяди Феди. На ней поплывем. Быстрее и лучше. Бензин есть. А Василь может управлять… Вмиг доплывем туда и обратно. За день.
Пока он говорил, лица друзей постепенно светлели. Левка спросил недоверчиво:
— Не врешь?
— Честное слово! Завтра утром даст.
Ребята переглянулись, потом улыбнулись, заговорили с Мишкой, будто никакой ссоры и не было.
— Как же ты смог?
— Очень просто: взял да попросил. Дядя Федя добрый.
Обрадованный примирением, Мишка передал все подробности разговора с дядей Федей, но о том, что показал ему партизанскую карту, умолчал. Вдруг ребята рассердятся. Ведь клятву давали.