«Какую мы допустили ошибку? — думал он, глядя в костер, — Как можно решить задачу иначе? Тридцать, двести семьдесят… Что это? Метры? Куда теперь их отсчитывать? Тридцать, тридцать…»
— Картошка сварилась, — сказал Вася. — Давайте есть.
Левка чуть притронулся к еде. «Тридцать, двести семьдесят, тридцать… — мысленно повторял он. — А ведь на карте еще есть единица и девятка. Они стоят против первых цифр. Может быть, их нужно соединить?»
Левка достал карту, взглянул еще раз. 301 и 2709. Вторая цифра получилась настолько большой, что Левка разочарованно засунул карту обратно в сумку. Но тут же ему пришла мысль: а почему не 279? Могли же партизаны специально подставить между цифрами нуль, чтобы усложнить решение?
Лепка взял лопату и пошел проверять свое новое предположение. Вася хмуро бросил вдогонку:
— Куда ты?
— Попробую еще…
— Брось, Левка, не надо, — недовольно проговорил Мишка. — Все равно склада нет. Сейчас в Чистяково пойдем.
Левка молча ушел.
Покончив с едой, Вася затянул на рюкзаке ремни, спустился к реке вымыть котелок. Мишка наслаждался отдыхом. Он лежал на спине и следил за коршуном, который парил высоко в небе. «Вот бы мне крылья, — думал он. — Сейчас бы — фьюйть! — и домой. Часа за дня долетел бы…»
— Ну, скоро пойдем, Василь?
— Сейчас. Схожу ко Льву, посмотрю, как у него дела.
Левка, потный и усталый, стоял над свежевырытой ямой. Вася заглянул в нее:
— Камень?
— Камень.
— Идем, Лев, — вздохнул Вася. — Бесполезно.
— Почему бесполезно? Ведь цифры что-то означают.
— Конечно, означают. Но писаны они не про нас. Идем, Лев, в Чистяково.
Но Левка не двинулся с места.
— Василь, а может у самого края покопать?
— Не стоит. Ошиблись мы. Нет склада.
Говорит Вася эти слова, а сам в сторону смотрит: жалко Левку, уж больно переживает он. Да и самому обидно, что столько сил и времени затрачено зря.
Молча взошли на вершину полуострова, Левка встал, оперся о лопату и задумался, глядя на широкий простор, на реку, волны которой одна за другой разбивались о непоколебимую скалу.
Тридцать
Дул легкий речной ветерок. Он нес с собой запахи свежей рыбы, хвои и степной полыни. Дышать было легко, свободно.
Бор… Здесь когда-то ходили партизаны, раздавались выстрелы, лилась кровь. Сколько трагедий видел бескрайний сосновый лес, сколько тайн скрыл он от людей. А теперь вот он стоит красивый, величавый, облитый солнцем, овеянный ветром.
— Далеко мы все-таки забрались, — задумчиво произнес Вася.
— Да… Чистяково там?
— Нет. На западе. Вон там! — Вася указал на синеющую даль, куда широкой лентой сворачивала река. Левка усмехнулся.
— Ну здесь, Василь, ты загнул. В этом деле ты меня уж извини…
Вася с неудовольствием посмотрел на Левку.
— Опять лезешь в спор?
— Хорошо, я не буду спорить, капитан.
Левка взял планшетку, положил на нее компас.
— Пожалуйста, капитан, — произнес он голосом, в котором чувствовалась насмешка. — Пожалуйста, посмотрите, где север, а где за…
И осекся на полуслове. На лице вдруг полыхнул румянец. Несколько раз Левка переводил взгляд то на компас, то на далекую высоту, блестевшую своей лысой вершиной, то снова на компас…
— Василь…
Вася круто обернулся, пристально взглянул на Левку: что-то тревожное, волнующее прозвучало в голосе друга.
— Ты чего?
— Василь, — тихо повторил Левка. — Я, кажется, нашел!
— Что нашел?
— Тридцать! Понимаешь, нашел эти тридцать! Это — градусы. В карте дан азимут!
— Чего? — недоверчиво проговорил Вася. — Опять «координаты»?
— Ты посмотри на компас. Посмотри! Вася взглянул на слегка дрожащую стрелку. Своим острым черным носиком она тыкалась в норд.
— Тридцать видишь?
— Ну?
— Посмотри, куда ведет прямая!
Вася поднял голову и увидел лысую высотку. Больше Левка спокойно говорить не мог. Он схватил Васю, повалил на землю, потом вскочил на ноги и закричал:
— Ура, Лысуха!
На крик прибежал Мишка. Уже издали он улыбался своей толстогубой, добродушной улыбкой.
— Нашли?
— Нашли!
— Склад?
— Нет, разгадку. Тридцать — это градусы. Понимаешь?
Улыбка стала медленно гаснуть.
— Я думал склад нашли, — с глубоким разочарованием проговорил Мишка.
— Найдем! Теперь-то найдем! Только бы добраться до Лысухи.
— До какой еще Лысухи?
— Вон, видишь, высотка белеет?