– Перенести вас придется. Видите, что тут.
– Я сама, – заявила Зина.
– А босиком нельзя. Тут в тине камешков вострых много попадается. Запросто ногу попортить можете.
Зина прикусила губу. – Ну что ж, – согласилась она. – Тогда несите.
Руки у Семена были твердые, как каменные сваи.
Осторожно он донес Зину до берега и опустил осторожно, словно боялся, что она может рассыпаться.
А дядя уже шел, не оглядываясь, по низкому берегу, заросшему осокой. Зина шагнула следом. Острые каблуки сразу врезались в сырой глинистый грунт и надежно, как приклеенные, застряли в нем. Зина попыталась сделать еще шаг, пряжка оборвалась, и нога выскочила из туфли.
Стоя на одной ноге, как цапля, Зина взглянула вслед удаляющемуся дяде. Представила, как он опять ухмыляется себе в бороду – вероятно и на самом деле у нее сейчас смешной вид. Снять чулки при Семене она не решилась, сердито наступила ногой прямо в холодную глину. Сбросила вторую туфлю и, захватив их за ремешки, зашлепала по берегу в одних чулках.
Выбравшись на твердое место, дядя Дима, наконец, обернулся и, сделав вид, что все идет совершенно нормально, крикнул Семену: – Ты девчатам помоги ящики выгрузить. Там я тебе подвесной мотор к лодке привез. Попробуй, как тянуть будет.
Он перехватил чемодан и вскинул рюкзак на плечо.
– Пошли, племянница. Теперь недалеко. Вон наш поселок.
Лес на берегу был вырублен, за редкими соснами виднелось десятка два свеженьких одноэтажных домиков.
Дядя направился прямиком между сосен и пней. Зине ничего не оставалось, как следовать за ним.
Землю покрывала хвоя, твердая и колючая, как патефонные иголки. Надеть туфли на вымазанные глиной ноги Зина не могла. Пришлось и дальше идти в чулках, прихрамывая и подскакивая каждый раз, когда в кожу подошвы вонзалась острая безжалостная хвоинка.
Наконец они вышли на дорогу и остановились у небольшого домика, окруженного изгородью из жердей, переплетенных сосновыми сучьями. Из-за изгороди на Зину приветливо поглядывали желтые подсолнухи.
– Пришли!
Дядя сбросил рюкзак, опустил чемодан и повернулся к своей племяннице. Оглядел ее измазанные чулки, потное, раскрасневшееся лицо, растрепанные волосы, полосу тины на подбородке и заявил с удовольствием: – Хороша! Вот бы сейчас на тебя твой Валя посмотрел.
– Дядя Дима!
– Разлюбил бы, ей-богу, разлюбил.
– Дядя Дима...
– Ну ладно, ладно. Не разлюбит - где ему!.. Давай заходи, – и он открыл ей калитку.
Вся ограда заросла травой, такой зеленой, что, казалось, ее специально ради приезда Зины выкрасили эмалевой краской. От калитки к крыльцу вела узкая протоптанная тропинка.
Зина решила, что ее испытания закончились. Оказывается, ошиблась.
Откуда-то из травы на тропинку выбрался здоровенный белый гусак. Пригнув шею, он с угрожающим шипением двинулся навстречу. Зина озадаченно остановилась, попятилась. Попробовала отмахнуться туфлями. Но белый гусак был, очевидно, опытный боец. Он быстро зашел сбоку и ловко щипнул ее за ногу твердым, как плоскогубцы, клювом.
Зина взвизгнула и бросилась к крыльцу.
Она с ходу заскочила на верхнюю ступеньку. Гусак мчался следом за ней и уже карабкался на крыльцо.
Изловчившись, Зина лягнула ногой и сбила своего свирепого преследователя со ступенек. Гусак шлепнулся на спину, побарахтался и, поднявшись, заковылял в траву, но еще злобно шипя и оглядываясь на ходу, как бы говоря: "Ну погоди, еще попадешься!" Дядя Дима сидел на чемодане возле калитки и, хлопая себя по коленям, хохотал на весь поселок.
На другой день Зину разбудила Пелагея Романовна, соседка Вихорева. Она вела его холостяцкое хозяйство, готовила еду и убирал в комнатах.
Пелагея Романовна была пожилая женщина, гренадерского телосложения, добродушная и разговорчивая.
Причем мысли свои выражала всегда откровенно и беззастенчиво, совершенно не считаясь с тем, как они могут быть приняты слушателями.
Зина познакомилась с нею еще вчера.
– Вставай, засоня, – говорила Пелагея Романовна, бесцеремонно стягивая с Зины одеяло. – Вставай, кушать пора. Уже третий самовар грею, тебя дожидаючись.
Зина потянулась и потерла кулаками глаза.
– А дядя Дима где?
– Эка, хватилась. Да времени-то уже на полудень скоро. Митрий Николаевич давно на работу ушла.
– Что же вы меня раньше не разбудили?
– А они не велели. Сказали, пусть поспит, намаялась за дорогу. Да и то, поглядела я на тебя, больно уж сладко ты спала. Носик в подушку, рот раскрыла. Даже слюнку по щечке выпустила.