– Идите вперед, – сказал он.
– Боитесь?
– Нет. Вы лучше знаете дорогу. Я пойду следом за вами.
Зина сунула нож в ножны. Не обменявшись больше ни единым словом, они дошли до хижины.
Липатов поставил зажженный фонарь на стол. Узкий пучок света собрался на потолке в яркий кружок. Он неприятно слепил глаза.
Полено Липатов положил на лежанку. Зина дошла до дверей своей кладовки и остановилась.
– Учтите, – многозначительно предупредила она, я пока не связана никакими обещаниями и поступлю так, как сочту нужным.
– Хорошо. А я буду спать. Можете пользоваться всеми преимуществами внезапно нападающей стороны.
– И не думайте, пожалуйста, – со злостью заключила Зина, – что меня сможет обезоружить ваша бравада и беззащитность.
– Я ничего такого не думаю, – сказал Липатов негромко после некоторого молчания. – Просто вы все еще не можете понять, что у меня нет другого выхода, что я так или иначе в вашей власти. Я не смогу выбраться отсюда один, значит, в дальнейшем мне нечего рассчитывать, что обо мне кто-то позаботится. Меня рано или поздно обнаружат здесь и расстреляют как шпиона. Это хуже, чем если вы меня зарежете сонного в постели. Я же смертник, прикованный к пулемету. Вот и все... А теперь давайте спать. Спокойной ночи!
И не дожидаясь ответа, Липатов принялся развертывать одеяло на лежанке. Убить Липатова? Закинув руки за голову, Зина лежала в кладовой на своей жесткой постели. Ей было не до сна.
Трудно согласиться, что она должна помогать Липатову выбираться из провала, своими руками нести угрозу руднику и что это единственная возможность выбраться самой и тем самым спасти рудник. Слишком велика была ответственность, которую предстояло взять на себя. Но другого пути не находилось.
Липатову можно поверить. Она и сама знает, что на руднике притаился враг. Он похитил в свое время карту ее отца и сейчас ждет агента, чтобы взорвать шахту, иначе чего бы ему сидеть там и рисковать своей головой. Не дождавшись Липатова, он дождется другого и рано или поздно приведет в исполнение свой дьявольский план.
Никто об этом не знает, кроме нее. Никто не подозревает о грозящей опасности. В ее руках судьба и рудника и людей.
Она обязана их спасти.
Она должна идти вместе с Липатовым. Она станет помогать ему, он – ей. Вместе они будут выбираться, подстерегaя момент, когда помощь другого будет не нужна.
И каждый поступит здесь безжалостно и решительно.
Кто кого?!
Зина понимала, что рискует жизнью. Но разум говорил ей, что потерять жизнь – это еще не самое главное.
Она должна уцелеть, чтобы спасти других.
Было безопаснее тем или иным путем задержать Липатова здесь, остаться самой в провале и предоставить событиям развиваться своим чередом. Но сделать так Зина не могла. Сильнее страха было чувство долга...
Незаметно воспитывается оно. Живет человек, учится, работает и не ощущает его. И только в минуту опасности вдруг убеждается, что способен отдать жизнь за свой народ, за свою страну, за все то, что входит в такое короткое и большое слово – Родина...
Ночь кончалась. Серый прямоугольник окошечка стал вырисовываться яснее, начал голубеть, светлеть, уже проступали смутные очертания бревен хижины, кадушки с медом, связки шкурок на стене.
Зина закрыла усталые глаза и незаметно забылась.
Когда она проснулась, Липатов за хижиной колол дрова.
Он попался навстречу с большой охапкой, коротко промолвил: "Доброе утро!" – и, не ожидая ответа, прошел к очагу.
Зина сняла со стены самострел, молчаливая направилась в лес. Она никак не могла найти верного тона в обращении с Липатовым и хотела, пока это возможно, побыть наедине с собой.
Не торопясь прошла до конца озера.
Возле скал на песке валялся измятый передатчик, который она так удачно ударила о скалу. Огарок свечи торчал в расщелине, желтые натеки воска застыли на темной поверхности камня. Вот здесь сидела она с завернутыми за спину руками, а вот на этом камне – он.
Зина тронула ногой изуродованную, смятую радиостанцию... резко повернулась и пошла обратно.
Она свернула с тропинки, обогнула лесом полянку и вышла к хижине со стороны водопада.
Липатов сидел у очага и, обхватив колени руками, неподвижно глядел на потухающий огонь. Вскипевший чай был отставлен в сторону, в тихом воздухе завивалась вверх тоненькая струйка пара.
Зиаа остановилась за кустами. С каким нетерпением возвращалась она из леса всего день тому назад. Прошли только сутки, а как тоскливо и сумрачно на душе...
Ах, Липатов, Липатов! Как мог он оказаться таким безнадежно чужим?