Мысли путались, но нельзя было закрыть глаз, чтобы не ударить лодку о береговую скалу. Время от времени Зина прижималась левой рукой к борту, и острая боль тотчас же приводила ее в себя.
Мотор гудел. Шипела и плескалась под лодкой вода.
Темная стена тянулась и тянулась рядом, и казалось, ей не будет конца…
Но вот — знакомая полянка, хижина, приткнувшаяся к сосне. Зина выключила мотор. Гулкая тишина повисла над озером.
Лодка с ходу ткнулась в песок. Сосны каруселью поплыли перед глазами.
Пошатываясь, Зина дошла до избушки, открыла низенькую дверь. И увидела грубую деревянную кровать, покрытую шкурами. Оттолкнувшись от косяков, переступила порог, опустилась на постель и закрыла глаза.
Неподвижная, не открывая глаз, она пролежала до вечера. Вечером начался бред. Жуткие видения затопили сознание. Снова она плыла в лодке во тьме подземного потока, снова ее вскидывало на гребень водопада, и она скользила вниз, все быстрее в голубую глубину. От страшной быстроты замирало, останавливалось сердце. Зина взмахивала руками, и острая, ослепительная боль в плече, как иглой, пронизывала бредовое сновидение. Боль проходила, Зина успокаивалась ненадолго. Но вот из темноты, пригнувшись, расставив руки, к ней крался Грачев. Она хотела бежать — ноги ее каменели. Длинная, страшная рука тянулась к ней, железные пальцы сдавливали горло. Зина пыталась их оторвать и кричала от ужаса и боли.
Так прошла вся ночь. Под утро капли пота выступили на побледневшем, осунувшемся лице. Возбуждение утихло, Зина забылась.
Проснулась она от ощущения нестерпимой жажды.
Она увидела над головой низкий потолок, затянутый грязной покоробленной берестой. Громадная ночная бабочка сидела на потолке, Зина с трудом пошевелила пересохшим языком.
— Пить! — попросила она жалобно. — Пить!
Бабочка словно собиралась улететь, расправила свои серые муаровые крылья, но сложила их опять.
Опираясь здоровой рукой, Зина попыталась сесть. Голова не кружилась, но во всем теле чувствовалась слабость. Рука приглушенно ныла. Проверяя себя, Зина осторожно поднялась и решила, что сможет идти.
Во всяком случае, до озера она дойдет.
Дверь хижины была открыта. В темной рамке косяков виднелась опушка леса, освещенная солнцем, поблескивающая полоска воды. Выбравшись из избушки, Зина пьяными шагами добралась до берега, легла на песок и с наслаждением окунула лицо в свежую прохладную воду.
Она пила долго. Несколько раз поднимала голову, переводила дух и снова приникала к воде, чувствуя, как с каждым новым глотком в нее вливаются бодрость и сила. Напившись, присела тут же на берегу.
Ее лодка, из-за которой она попала сюда, но которая затем трижды спасла ей жизнь, стояла рядом. Зина привалилась к ней плечом. И впервые с той минуты, когда бросилась в воду речки Черной, почувствовала себя легко и свободно. Наконец-то она могла отдохнуть.
Ей некого больше бояться.
Золотая посуда
В блаженном состоянии бездумья и покоя Зина просидела бы, вероятно, долго. Но она не спала, глаза ее были открыты. Постепенно окружающие предметы начали восприниматься сознанием, мозг привычно включился в свою беспокойную работу — смутные расплывчатые мысли приняли ощутимые очертания. Зина сообразила, что уже давно разглядывает на береговом песке отпечатки чьих-то подошв.
«Кто же здесь был?»
Она даже обернулась, ожидая увидеть за спиной того, кто оставил здесь такие большие мужские следы, и тут же сообразила.
Это следы ног Грачева. Он проходил здесь вчера… в последний раз. Его уже нет. Он умер… Нет, он не умер, он убит!.. Она ударила его ножом. Она защищалась, но все равно — она убила человека… Убила человека! Так почему же ее не мучает совесть?
Зина прислушалась к тому, что делается в ее душе, и не ощутила ничего особенного. Немножко посасывало где-то под ложечкой. Это было, не угрызение совести. Это было самое обычное, первобытное ощущение голода.
Зина ужаснулась своей душевной черствости. Но есть хотелось по-прежнему. В воображении вдруг представилась румяная пышка с нежной хрустящей корочкой.
Какие вкусные делала их Пелагея Романовна!..
И Зина отправилась на поиски еды.
На очаге стоял почерневший котелок, покрытый плоской закопченной крышкой.
Возле очага лежала колода — обтесанный обрубок толстого бревна. Зина еще плохо держалась на ногах и присела на колоду. Протянув нетерпеливо руку к котелку, сняла и тут же уронила на песок тяжелую крышку.