Тысяча вторая сказка Шехерезады
Зина успела приготовить завтрак, принесла из кладовой свежего жмыха и меда, а Липатов все еще спал. Будить его, конечно, не следовало — сон для него сейчас полезнее, чем еда.
Появление Липатова прибавило столько хлопот, что за все это время ей так и не удалось закончить фронтон на макете санатория. Кроме всего, Зине не хотелось, чтобы Липатов его увидел. Она все еще боялась представить свою работу на суд, пусть неискушенному, но, во всяком случае, человеку достаточно грамотному, чтобы оценить ее полезность.
Зина оглянулась на Липатова, откинула шубу, закрывавшую макет. Осторожно подтащила чурбачок, присела на него; Осмотрела фасад, фронтон главного входа. И мозг ее, отдохнувший за эти дни, сразу нашел причину неудачи и подсказал верное решение. Торопясь закрепить счастливую находку, Зина вытащила свою грифельную плиту и кусок шифера…
Рисуя, она вначале посматривала на Липатова, но потом увлеклась и забыла про него.
Скрип досок заставил ее обернуться.
Липатов уже не спал.
Приподнявшись на локте, он с явным удивлением разглядывал непонятное сооружение.
Зина смешалась, положила свою плиту и собиралась закрыть макет шубой.
— Подождите, — остановил ее Липатов. — Что это такое?
Самое трудное было начать объяснения. Пока она раздумывала, Липатов успел прочитать надпись на фасаде.
— «Санаторий «Золотое озеро»… Объясните, пожалуйста, для чего вы сделали эту игрушку?
Пришлось отвечать.
Вначале Зина стеснялась.
Но Липатов слушал внимательно и серьезно, даже очень серьезно.
Правда, под конец рассказа на лице его появилось странное выражение.
Зина не понимала, что оно означает, но бесспорно это была не насмешка.
Наконец она сказала все, что, по ее мнению, можно было рассказать, и с некоторым беспокойством ждала суждения Липатова.
Липатов молчал.
Зина чувствовала себя, как молодая дебютантка, которая только что исполнила заключительную арию и сейчас за опущенным занавесом стоит и прислушивается с трепетом к напряженному молчанию в зрительном зале, ожидая, что сейчас последует, — свистки или аплодисменты.
— Ну, вот вы, — начала она, нарушая эту тягостную паузу, — если бы вы были членом комиссии, принимающей мой проект, как бы вы оценили его?
Липатов продолжал смотреть на Зину.
— Скажите, — медленно начал он, — чем вы делали этот макет? Где ваши инструменты?
Зина показала ему свой охотничий нож, долото из обломка огнива, костяное шило.
— Но ведь вам нужно было делать наброски, — продолжал вопросы Липатов.
Она вытащила чертежную плиту и кусок шифера.
— Я работала целую зиму, — пояснила она.
— А когда же вы рубили дрова?
— Днем.
— А макет?
— А макет я делала вечерами.
То, что Липатов не ответил на ее вопрос, Зина истолковала в худую сторону.
— Наверное, вы считаете меня не совсем нормальной: попав в положение Робинзона, я не нашла других дел, как проектировать какой-то фантастический санаторий?
Липатов улыбнулся и кивнул головой.
— Так я и знала, — огорчилась она.
— Конечно, вы отличаетесь от Робинзона своими поступками, — продолжал Липатов, уже серьезно и задумчиво глядя на Зину. — Робинзон — это был самый нормальный человек. Все его поступки логичны с точки зрения здравого смысла. Он старался только выжить и благоустроиться, насколько это было возможно. — Липатов сделал паузу. — Ваш санаторий — это не лодка Робинзона. В этом ваше главное отличие.
Зина, наконец, начала понимать.
— А проект? — спросила она.
Липатов заложил руки за голову и уставился в потолок.
— Я бы лично дал ему самую высокую оценку. Мало того, я избавил бы вас от защиты диплома.
— Почему?
— Для меня вы уже защитили его.
Утро было теплое, солнечное. Чай решили нить возле костра. Липатов двигался почти свободно, без усилий. Зина не удивлялась такому быстрому выздоровлению, зная по себе могучее целебное действие воздуха в провале и озерной воды. В городской больнице Липатову, вероятно, пришлось бы пролежать с такими ушибами не менее двух недель.
Желая быть чем-то полезным, он решил после завтрака вымыть посуду, захватил сразу оба котелка, но тут же опустил на песок.
— Вот черт!.. Простите меня, — извинился Липатов, — но я что-то здорово ослаб. Не мог удержать в руке пустой котелок.
— Это не потому, что вы ослабли. Вы взяли котелок за край, а так его поднять трудно. Он очень тяжелый.