Выбрать главу

Липатов сбросил в воду специально захваченное для этой цели сухое полено. Провожаемое лучом фонаря, око скользнуло в самую толчею вспененной воды, стало торчком, ударилось о камни свода и исчезло, затянутое течением.

Дальше спускаться было незачем.

Липатов погасил фонарь и махнул рукой. Зина послушно взялась за весло.

Поднимать лодку навстречу стремительному потоку оказалось значительно труднее, чем предполагал Липатов. Упираясь ногами в носовую беседку, он с великим усилием подтягивал веревку, перехватывая ее, — мокрую, скользкую, и наматывал на локоть левой руки.

Они не успели пройти и пары метров, как произошла одна из тех случайностей, которую никто не мог предусмотреть.

На пути появился плоский подводный камень, еле заметный сквозь проносящуюся воду. Зина уперлась в него веслом, отводя лодку в сторону. Веревка натянулась и несколько колец ее неожиданно сорвалось с локтя Липатова. Лодка дернулась.

Весло соскользнуло с камня, и Зина мгновенно очутилась за бортом.

Течением ее швырнуло в сторону.

Липатов кинулся было к корме, но опоздал. Зину уже пронесло мимо. Он схватил конец запасной веревки, лежащей на дне, кинулся в воду.

Волна ударила Зине в лицо, и она перестала что-либо видеть.

— Конец! — мелькнула в сознании ослепляющая мысль.

Она почувствовала сильный удар в плечо, и пальцы ее скользнули по гладкой поверхности камня, чуть поднимавшегося над водой. Она успела задержаться на какое-то мгновение, и рядом появилась мокрая голова Липатова.

— Хватайтесь за меня! — услышала она и вцепилась в его куртку.

Волна накрыла их с головой.

Понимая, как трудно Липатову удерживать двойной груз, Зина в воде нащупала веревку. Подождала, когда течение выбросило их наверх, жадно вздохнула воздух и начала подтягиваться к лодке.

На половине пути мощной струей, отраженной от камня, Зину особенно сильно швырнуло в сторону и даже повернуло на веревке кругом. Она долго не могла выбраться на поверхность. Это было жутко: чувствовать вокруг себя шипящую, стремительную воду, задыхаться и захлебываться, а все свои силы, всю волю вкладывать в пальцы, мертвой хваткой впившиеся в скользкую веревку.

Когда, наконец, ей удалось вынырнуть, она оглянулась назад и едва не вскрикнула.

Липатова не было видно.

Зина ослабила руки, ее сразу же снесло по веревке на несколько метров. В это время голова и плечи Липатова показались из воды. Из рассеченной щеки струилась кровь, которую смывала вода.

Зина собиралась его поддержать.

Он прохрипел, выплевывая воду:

— Не нужно… все хорошо… вперед!

Она нерешительно задержалась, и он крикнул уже гневно:

— Ну… быстрее!

Наконец Зина подтянулась вплотную к лодке и перекинулась через борт.

С трудом разгибая затекшие пальцы, торопясь помочь Липатову, она потянулась за веревкой. И вдруг с ужасом увидела, что крючок, на котором они держались, еле-еле цепляется за край алюминиевого сидения. И если было чудом, что он не сорвался до сих пор, то это могло случиться каждую секунду.

Зина бросилась к крючку, придавила его коленом.

Она поняла: спасая ее, Липатов рисковал жизнью. Он так торопился, что даже не успел закрепить как следует веревку.

Ухватившись за борт, Липатов тяжело перевалился на дно. Опираясь на руки, приподнялся, долго отплевывался и никак не мог отдышаться. А Зина сидела за его спиной, и слова участия стыли на ее губах.

Единственно, что она заставила себя сделать, это достала платок и протянула его Липатову.

Он отказался, вытер щеку ладонью и сполоснул руку за бортом.

Когда они, наконец, выбрались, солнце уже спряталось за тяжелыми тучами. В мокрой одежде было холодно, и пока доплыли до избушки, замерзли основательно. Зина побежала переодеваться в свою кладовую. Липатов остался на берегу.

За обедом он сказал:

— Очевидно, нам остается один путь: подниматься вверх по подземному потоку, который принес вас сюда. Нам часто придется мокнуть. И не будет ни солнца, ни костра, чтобы согреться, а переодеваться придется в лодке. Вам это особенно нужно учесть.

Зина нашла такое предупреждение не особенно тактичным, но промолчала.

— И второе, — продолжал Липатов. — Пожалуйста, не примите мой сегодняшний поступок там, — он кивнул в сторону подземного стока, — за какой-нибудь подвиг. Не считайте себя чем-то обязанной мне. Вам удобнее будет думать, что я спасал не вас, а свою возможность выбраться отсюда.