— Что ты можешь о ней рассказать?
— Мы впервые встретились, когда она пришла на встречу с Китайской Розой. Некоторое время они работали вместе над феминистскими проблемами, и обе были близки с Элом Дрейсоном, Паволом и другими высшими чинами.
— Ты лично с ней когда-нибудь работал?
— Нет. Павол использовал женщин для одних задач, а мужчин — для других.
— Но кто-то же помогал Ларсу…
— Это ты сказал, не я, — перебил меня Джонатан. — Лично мне она никогда ни с чем не помогала. Я видел её лишь на собраниях.
— Где мне её найти?
— Наверно, стоит посетить наше следующее собрание, — задумчиво произнёс он. — Если вы, конечно, к тому времени её не схватите.
— И где она живёт, ты не знаешь, так?
— И никогда не знал. Возможно, Павол в курсе.
Устав сидеть, я встал и шагнул ближе к камере Джонатана, прижимаясь к холодным железным прутьям.
— И ещё кое-что. Это дело связано с шантажом. Полагаю, ты об этом ничего не знаешь?
Джонатан покачал головой.
— Я не хотел бы злоупотреблять твоей преданностью, — тихо произнёс я, — но если бы мне было нужно нащупать денежный след, с чего стоило бы начать?
Джонатан бросил на меня настороженный взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
Я снова подумал о том, что сказал Малвани в начале расследования: за грабежи посадили больше анархистов, чем за взрывы бомб.
— Что бы ни думали жители Нью-Йорка о вашей группе, факт остается фактом: вы — организация. Структура, — сказал я. — Вы занимаетесь определённой деятельностью — легальной или нет, — но вся она требует денежных инвестиций.
— Ты спрашиваешь, где мы храним гроссбухи?
Я кивнул.
— Я не могу сказать, — покачал головой Джонатан. — Мне за это снесут голову. Павол повесит на меня всё, что сделала наша организация за последние несколько месяцев. Даже если мне удастся избежать электрического стула, он сделает всё, чтобы я никогда не увидел солнечного света.
— Думаешь, если ты мне этого не скажешь, то он станет тебя защищать?
— Станет, — упрямо вздёрнул подбородок Джонатан. — Я видел от него только хорошее.
— То-то он собирал против тебя все улики, — саркастично протянул я.
Джонатан поднялся и подошёл ко мне.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну конечно, ты не знал. Павол Хлад дал показания против Дрейсона, тебя и многих остальных в обмен на снятие обвинений и иммунитет. Сегодня утром его отпустили.
— Ты блефуешь, — он схватился за прутья решётки; уверен, что он схватил бы меня за грудки, если бы смог дотянуться.
— Я не блефую, Джонатан. Если хочешь, могу позвать охранника, и он расскажет тебе то же самое.
Парень поник.
— Если я узнаю, что ты мне солгал…
— Где вы храните гроссбухи? — повторил я. — Мне не нужны сами деньги; только финансовые отчёты, отражающие приход и расход.
— Если я тебе расскажу…
— То я смогу помочь тебе с защитой.
Джонатан вздохнул и повернулся ко мне спиной. Дойдя до противоположной стены камеры, он ударил по каменной кладке кулаком.
Я ждал.
Наконец, он нехотя произнёс:
— Всё хранится у Китайской Розы, в ресторане её родителей. И гроссбухи, и наличные. Но она не станет тебе помогать; придётся вламываться силой.
— Ты шутишь?
— Тебе нужны гроссбухи или нет? — прорычал он. — В подвале ты увидишь стену, заваленную мешками с рисом. Один из мешков будет выглядеть более пустым по сравнению с другими; в нём и находятся наши отчёты и сами деньги. И еще кое-что…
— Что?
— Если то, что ты рассказал мне о Паволе Хладе, правда, то тебе лучше поторопиться, потому что он наверняка сбежит, как только выйдет, что бы ему ни обещали. А эти гроссбухи — не говоря уже о самих деньгах — будут первыми, за чем он отправиться.
— Ясно.
Прежде чем уйти, я бросил на него последний взгляд. Печаль, которую я испытывал, была почти невыносимой; я бы многое сделал, чтобы избавить его от предстоящего наказания.
— Ты поможешь? — прошептал он; вся напускная бравада слетела с него, как шелуха.
— Я же пообещал.
— Из-за того, что я тебе сейчас рассказал? — его голос дрогнул.
— Нет, — покачал я головой. — Из-за твоей дочери.
«И из-за Ханны», — мысленно добавил я.
Лучше было бы дождаться ночи, но я решил не затягивать. Я не мог рисковать: вдруг Павол Хлад доберется до нужной мне информации раньше?
Почти наступил полдень. Это была идеальная возможность: в ресторане все будут заняты наплывом посетителей в обеденный перерыв.