— Я считаю своим долгом знать, чем занимаются сотрудники моей организации. Мэри, возможно, думала, что использует меня, — усмехнулся Павол Хлад, — но лучшие лидеры — это те, кто может использовать цели своих последователей для достижения своих собственных. В этом отношении Мэри была блестящей находкой. Она поставила в тупик полицию и помогла скрыть наш план относительно Дрейсона, даже не подозревая, что делает это.
— Потому что все считали, что убийства связаны с Дрейсоном, — сказал я.
Он кивнул и повернулся к Алистеру.
— Когда вы основали клуб «Беллерофонт»… когда вы продумывали стратегию в офисе окружного прокурора… когда вы вытаскивали из тюремных камер тех преступников, которые лучше всего служили вашим исследовательским целям… Вы всегда были экспертом в манипулировании желаниями других людей для достижения своих собственных целей. Разве нет?
Алистер побледнел.
— Что бы вы ни думали, я не…
— Я знаю о вас всё, профессор, — перебил его Хлад, — так что давайте не будем спорить.
Алистер откинулся на спинку стула, словно из него разом выпустили весь воздух.
Лист бумаги, который он держал в руках, упал на пол — и на нем я узнал знакомое послание, хотя теперь оно было написано незнакомой рукой.
Музыкальный шифр.
Я потянулся за ним, и Павол Хлад тихо выскользнул за двери.
Когда я вышел из квартиры, в коридоре меня ждала Изабелла.
— Ты поговорил с Алистером?
Я кивнул.
— А что за мужчины только что отсюда вышел? Я помню его по собранию анархистов.
— Это не важно, — покачал я головой.
Она подозрительно посмотрела на меня, но потом, похоже, всё поняла. Сегодня вечером мне не хотелось об этом говорить.
— Прогуляйся со мной, — её тон не допускал возражений.
Она на мгновение исчезла в своей квартире и появилась в пальто и с Обаном на поводке. Его золотистый хвост, казалось, вот-вот отвалится от радости.
Этим вечером мы гуляли по улицам города. Изабелла понимала, что я нахожу успокоение в ярких огнях и суете Бродвея. Несколько бакалейных лавок и аптек оставались открытыми, хотя уже темнело.
— Алистер сказал тебе то, что ты хотел знать? — На ее лице появилось странное выражение.
— Сказал. — Я не стал вдаваться в подробности.
Сухие листья шелестели под нашими ногами, а деревья тянули изломанные ветви высоко в унылую ноябрьскую ночь.
— Я часто думаю, что иногда те, кто обладает величайшими способностями, прокляты самыми серьезными недостатками. — Когда я недоуменно вскинул брови, Изабелла добавила: — Я видела нечто подобное даже в Тедди: те качества, которые делали его бесстрашным исследователем и археологом, также делали его далеко не идеальным мужем. Как бы я его ни любила.
— Думаю, такова природа: большинство людей нас разочаровывают, даже получив второй шанс. — Я подумал о собственном отце; особенно, о тех моментах, когда ему шла карта и появлялись деньги.
— Даже ты, Саймон?
Я уклонился от ответа.
— Хочешь знать, что сказал Алистер?
— Не хочу. — На ее лице появилось серьезное выражение, а глаза наполнились глубокой печалью. — Иногда лучше не знать.
Мы шли молча, пока не добрались перекрестка Восемьдесят второй и Бродвея. Потом Изабелла остановилась.
— Ну что, Саймон? Пойдём дальше или повернём назад?
Впереди тянулась длинная, тёмная улица — там было меньше баров, ресторанов и магазинчиков, освещающих тротуар. Конечно, учитывая постепенное разрастание города, скоро это измениться, но сегодня дорога перед нами, укутанная уютной тенью, так и манила.
Я перехватил у Изабеллы поводок Обана.
— Давай пройдем еще пару кварталов.
Изабелла взяла меня за руку, и я, впервые за вечер, улыбнулся.
Да, люди будут разочаровывать. Ложь, недосказанности, предательства и двуличность никуда не денутся из нашей жизни.
Но, возможно, они будут не всегда.
Не со всеми.
И уж точно не сегодня.