— Но наш информатор сообщил нам, что лично подслушал разговоры тех, кто хотел вызволить Дрейсона из тюрьмы. — Генерал одобрительно посмотрел на Оливера.
— При всем уважении, сэр, но я полагаю, что работает он у вас не бесплатно, — деликатно выразился я.
— Что? Да зачем мне… — Оливер вскочил со стула, но генерал заставил его замолчать, положив руку на плечо мальчишки.
— Можешь идти, Оливер, — произнёс Бингем.
Оливер, спотыкаясь, вышел из комнаты, бросив на меня сердитый взгляд.
— Зачем анархисту — да и вообще кому бы то ни было — укладывать рядом с покойником Библию или розу? — поинтересовался генерал.
— Не знаю, — ответил я. — Но руку судьи положили на Библию, будто он приносил присягу. Может быть, его убийство было возмездием за то, что он нарушил одну из них?
— Вы… Да как вы смеете даже думать, что судья Джексон изменил своему долгу?! — Теперь генерал брызгал слюной от гнева. Он был одним из лучших судей Нью-Йорка, и предполагать обратное — полная глупость, с которой я…
— Генерал, правда здесь не главное. Но таковым судью видел убийца — в его собственном, изменённом взгляде на дело. — Я заметил, что генерал заметно расслабился. — С вашего позволения, сэр, я хотел бы продолжить свое расследование. Я считаю, что на месте преступления есть зацепки, которые, в конечном счете, более перспективны, чем все, что мы можем узнать, преследуя семьи двух известных лидеров анархистов.
Генерал выпрямился.
— Детектив, я обещаю вам, что мы не оставим без внимания ни одну хорошую зацепку. Но как ваш комиссар, я решил сосредоточиться на руководителях анархистов. Я верю, что они приведут нас к убийце, виновному в убийстве судьи Джексона — и намного быстрее, чем ваша тарабарщина о Библиях и белых розах.
Он помолчал несколько секунд, оглядывая меня с головы до ног.
Я ждал. Неужели он собирается отстранить меня от этого дела?
— Вы можете рассматривать любые теории, детектив, — произнёс он, наконец. — Но только в свободное от работы время. И помните, что это ваша личная инициатива.
— Конечно, генерал.
— Я буду за вами наблюдать, — с мрачной улыбкой пообещал мне Бингем. — Помогите мне раскрыть это дело — и я гарантирую вам повышение. Но если станете вмешиваться в мои приказы и оспаривать их — ждите последствий.
Ему не нужно было ничего объяснять. В лучшем случае, я снова окажусь в патруле, заполняя бумажки; в худшем — я никогда больше не буду работать полицейским. Я действительно шел по тонкой грани.
Генерал улыбнулся, разгладил усы и отпустил нас всех.
— Приступайте, джентльмены. Заставьте меня гордиться тем, что мы можем сделать, когда поставим перед собой цель. МОЯ цель — арестовать виновных в убийстве судьи в течение сорока восьми часов.
Выходя, я старался успокоиться.
«Сосредоточься на жертве», — сказал я себе.
Это также напомнило мне, что все, чем я рисковал, — как в профессиональном плане, так и в личном, — было ничто по сравнению с тем, что жертва уже потеряла.
Саму жизнь.
Глава 6
Здание «Дакота», 72-ая улица, дом 1.
15:30.
— Вы пришли как раз к свежеиспеченным булочкам с черникой, детектив, которые только что подали в музыкальную комнату к послеобеденному чаю, — миссис Меллоун преувеличенно неодобрительно фыркнула, впуская меня в дом.
Алистер, без сомнения, ел булочки не с чаем, а с чем-то более крепким — к большому огорчению пожилой седовласой женщины, служившей экономкой в квартире Алистера на восьмом этаже здания «Дакота». Более двадцати лет она следила за домом Алистера и пыталась навести порядок в его жизни — правда, с переменным успехом.
Я тепло поздоровался с ней, протягивая шляпу, шерстяной шарф и пальто. Она повесила их на вешалку, а я по ее просьбе снял туфли. Она всегда настаивала на том, что меня нужно проводить, хотя я сам прекрасно знал дорогу.
Я последовал за ней по коридору, которому позавидовал бы любой коллекционер произведений искусства: здесь были выставлены экспонаты, картины и гобелены, привезённые из многочисленных путешествий Алистера. Роскошные красные и синие турецкие ковры, изящные портреты маслом и китайские шёлковые картины всегда заставляли меня чувствовать себя так, словно я вошёл в музей, а не в чей-то частный дом.
Когда мы подошли ближе, я с удивлением услышал сердитый громкий голос Алистера:
— У нас нет права на ошибку. Слишком многое поставлено на карту!
В ответ прогремел другой, грубый и низкий, голос: