Сэр Уильям пристально посмотрел на него, а затем покачал головой.
– Вы не понимаете, – ответил он наконец. – А я не могу объяснить. Я не хотел неприятностей. Я хотел, чтобы эта великая вещь, наша с По общая тайна, осталась только моей. Чтобы рукопись никто не увидел, если я этого не пожелаю.
На его лице отразилась некая бессильная ярость; он не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить нечто мощное и трудноуловимое.
– Во всяком случае, Робертсон – человек чести. Он дал обещание и сдержит его, хотя он и убеждал меня поступить именно так, как вы говорите, Хэдли. Но конечно же я отказался… Джентльмены, рукопись оказалась тем, что я и думал, даже лучше!
– И что же это было? – спросил доктор Фелл довольно резко.
Сэр Уильям открыл было рот, но вдруг замолчал.
– Минутку, господа. Дело не в том, что я не доверяю вам. Конечно нет. Ха! Но я и так многое выложил незнакомым людям. Простите. Я предпочитаю подольше сохранить свой секрет. Я открою вам, что это было, когда вы услышите мой рассказ о краже и решите, сумеете ли вы мне помочь.
На лице доктора Фелла появилось любопытное выражение: это было не презрение, не насмешка, не скука, а нечто среднее.
– Расскажите нам об обстоятельствах, сопутствовавших краже, – предложил он, – и о том, кого вы подозреваете.
– Она была украдена из моего дома на Беркли-сквер в промежутке между субботним днем и утром воскресенья. К моей спальне наверху примыкает гардеробная, которую я часто использую в качестве кабинета. Большая часть моей коллекции, конечно, находится внизу, в библиотеке, и в моем кабинете. В субботу днем я рассматривал рукопись в своем кабинете наверху…
– Он был заперт? – поинтересовался Хэдли.
– Нет. Никто – по крайней мере, я так думал – не знал о ней, и я не видел необходимости принимать какие-то особенные меры предосторожности. Она просто лежала в ящике моего стола.
– А члены вашей семьи? Они знали о ней?
Сэр Уильям склонил голову:
– Я рад, что вы спросили об этом, Хэдли. Не думайте, что я обижусь на это предположение, но я не мог высказать его сам. По крайней мере – не сразу. Естественно, я их не подозреваю; ха!
– Естественно, – невозмутимо ответил инспектор. – Итак?
– В настоящее время моя семья состоит из моей дочери Шейлы, моего брата Лестера и его жены. У племянника моей жены, Филипа, своя квартира, но он обычно обедает с нами по воскресеньям. Это все – за исключением одного гостя, мистера Джулиуса Арбора, американского коллекционера.
Сэр Уильям рассматривал свои ногти. Наступила пауза.
– Что касается того, кому было известно об этом, – продолжил он, небрежно махнув рукой, – то, конечно, мои домашние знали, что я привез с собой ценную рукопись. Но никто из них ничуть не интересуется подобными вопросами, и слова «еще одна рукопись» были достаточным объяснением.
– А господин Арбор?
Сэр Уильям спокойно сказал:
– Я намеревался показать ему рукопись. У него прекрасная коллекция первых изданий По. Но я не говорил ему об этом.
– Продолжайте, – невозмутимо сказал Хэдли.
– Как я уже упомянул, я рассматривал рукопись в субботу днем, довольно рано. Позже я поехал в лондонский Тауэр…
– В лондонский Тауэр?
– Мой старый друг, генерал Мэйсон, занимает пост заместителя коменданта. Он и его секретарь провели прекрасное исследование архивов Тауэра. Они хотели, чтобы я взглянул на недавно обнаруженную запись, касающуюся Роберта Деверо, графа Эссекского. Я приехал домой, поужинал в одиночестве и после этого отправился в театр. В кабинет я тогда не заходил, а когда вернулся из театра, было уже довольно поздно, поэтому я сразу же лег спать. Пропажу я обнаружил в воскресенье утром. Попыток взлома не было; все окна были заперты, и ничего больше в доме не тронули.
– Ящик был заперт? – спросил Хэдли.
– Нет.
– Ясно. И что вы сделали?
– Я вызвал своего камердинера. – Костлявые пальцы сэра Уильяма нервно стучали по столу; он повернул длинную шею и несколько раз пытался заговорить, прежде чем продолжил: – Должен признаться, Хэдли, что поначалу я отнесся к нему с подозрением. Он был новым человеком, работал у меня всего несколько месяцев. Ему было проще всего пробраться в мои комнаты, и он мог шарить там, как ему вздумается, не вызывая подозрений. Но… он казался слишком усердным, слишком примитивным, как собака, слишком глупым, чтобы делать что-то, что не входит в его непосредственные обязанности. Когда я его допрашивал позже, он был явно расстроен и несдержан, но это было лишь следствием его природной недалекости.
– А его история?
– У него не было никакой истории, – раздраженно сказал сэр Уильям. – Он не заметил ничего подозрительного, ничего не видел. Мне с трудом удалось достучаться до него, чтобы он понял, насколько важна вещь, которую я искал. То же самое было и с остальными слугами. Они ничего не заметили.