Маленькие фигурки двинулись вперед, двое пухленьких малышей и двое гибких и энергичных мальчишек. Папа стоял за кустами и наблюдал за ними. Они растянулись в линию и подкрадывались к лагерю чужаков. Затем по команде Вождя они издали боевой клич и ринулись на бледнолицых, размахивая оружием. Секундой позже ревущие воины уже тащили двух тряпичных трапперов к хижине. Когда Вождь вошел внутрь, пленники стояли в углу, прислоненные друг к другу, а восторженные индейцы танцевали перед ними свой победный танец.
— Раненые есть? — спросил Вождь.
— Нет, нет!
— Руки им связали?
С насупленным серьезным лицом Красный Бизон произвел движения позади каждого из чучел.
— Они связаны, Великий Вождь.
— Что будем с ними делать?
— Головы им отрубить! — взвизгнул Толстик, снискавший себе славу самого кровожадного из всего племени. В реальной же жизни они частенько наблюдали, как он рыдал над каждой раздавленной гусеницей.
— Надо бы их к столбу привязать, — заметил Парнишка.
— Зачем вы охотитесь на наших бизонов? — сурово вопрошал Папа.
Пленники хранили угрюмое молчание.
— Можно, я застрелю зеленого? — спросил Толстик, доставая деревянный пистолет.
— Подожди, — остановил его Вождь. — Лучше всего оставить одного в заложниках, а второго послать сказать Вождю Бледнолицых, чтобы тот в три дня заплатил выкуп.
Но в этот момент, по выражению одного великого писателя, «случилось нечто странное». Послышался звук поворачиваемого ключа, и все племя оказалось запертым в хижине. Секундой позже в окне появилось ужасное лицо, сплошь покрытое грязью и травой, свисавшей из-под маленькой кепки. Жуткая фигура исполнила танец победы, а потом нагнулась и подожгла сложенные у окна бумагу и стружку.
— О боги! — вскричал Вождь. — Это же Желтая Змея, свирепый вождь Красноносых!
Снаружи разгоралось пламя и поднимался дым. Все было задумано и исполнено просто великолепно и совершенно безопасно, но оказалось чересчур для маленьких воинов. Повернулся ключ, дверь отворилась, и двое рыдающих малышей упали в объятия стоявшей на коленях леди Солнышка. Красный Бизон и Черный Медведь изо всех сил выдерживали характер.
— Я не испугался, пап, — заявил Парнишка, хотя и заметно побледнел.
— Я тоже нет! — крикнул Толстик, пулей вылетая из сарая.
— Мы запрем пленников без пищи и воды, а наутро созовем военный совет, чтобы решить, что с ними делать дальше, — объявил Вождь. — Сегодня мы сделали достаточно.
— И вправду, на сегодня достаточно, — согласилась леди Солнышко, успокаивая плакавших малюток.
— Вот так всегда бывает! — в сердцах воскликнул Толстик. — Всяким скво не место на тропе войны!
— Да ладно тебе, здорово ведь в индейцев поиграли, — примирительно сказал Парнишка, и тут раздавшийся из дома звонок позвал всех их к вечернему чаю.
Как известно каждому неравнодушному и обладающему кое-каким опытом родителю, существует великое множество видов и способов детского непослушания. Что касается нашего трио, различия в озорничании весьма явственны. Парнишка озорничал довольно редко, но если он находился в шкодливом расположении духа, то справиться с ним было не так-то просто. Толстик, напротив, проказничал хладнокровно и расчетливо, всем своим существом демонстрируя, что, мол, «я сейчас буду шалить», и это могло кончиться легкими телесными наказаниями. Крошка отбивалась от рук нечасто, но если уж в нее вселялся мятежный дух, то он как бы кричал «мне все равно, а вот запущу-ка я тапочками в потолок», и обуздать его не представлялось возможным. Вот поэтому вконец расстроенной леди Солнышко и тайком ухмыляющемуся Папе оставалось лишь ждать, пока сей демон уймется сам.
Все вышеизложенное необходимо для того, чтобы понять, почему Толстик не на шутку расшалился в тот памятный день. Во-первых, его постигло разочарование, а когда это случалось, он обычно давал выход своим чувствам. «Крушение надежд» состояло в том, что Папа, будучи в слишком благодушном настроении, недвусмысленно дал понять, что совсем скоро все племя обязательно соберется во мраке ночи и дотла сожжет коттедж кучера, одновременно обрушив град стрел на окна и двери этого презренного строения. Толстик со всей серьезностью заготовил пучки соломы и ждал команды. Однако ему пришлось объяснять, что Папа несколько «переборщил» со стратегическим планированием, и что закон со свойственной ему косностью и непомерной суровостью решительно препятствует подобного рода забавам.