— Ух ты!
— Сначала все подумали, что мяч улетит далеко за пределы поля. Но скоро стало ясно, что вся сила великана ушла на то, чтобы послать его вверх, поэтому была вероятность, что мячик упадет внутри канатов. Бьющий успел сделать три пробежки, а мяч все еще летел. Потом все увидели, как один из английских игроков встал на краю поля у самых канатов, его белая фигура четко читалась на темном фоне зрителей. Он стоял и следил за полетом мяча, при этом дважды подняв руки кверху. На третий раз, когда он поднял руки, мяч был у него, а Боннер получил штрафное очко.
— А почему он два раза руки поднимал?
— Не знаю. Поднимал, и все.
— Пап, а кто был этот полевой игрок?
— В поле играл Фред Грейс, младший брат ВиДжи. Его не стало всего через несколько месяцев. Но в его жизни была минута славы, когда двадцать тысяч человек смотрели на него, затаив дыхание. Бедный Фред! Как же рано он умер!
— Пап, а ты когда-нибудь брал такую же хитрую подачу?
— Нет, сынок. Я был довольно средним игроком.
— А ты хоть когда-нибудь обманные подачи брал?
— Ну, я бы не сказал. Понимаешь, хорошее взятие — это зачастую просто счастливая случайность, и одно такое взятие я помню как сейчас.
— Пап, расскажи, а?
— Ну вот, стоял я на полосе подач. Это почти что рядом с калиткой. Бросал Вудкок, который тогда считался лучшим подающим Англии. Матч только начался, и кожаный мяч был еще красный и не обтрепанный. Вдруг я увидел что-то наподобие алой вспышки, и в ту же секунду мяч оказался у меня в руке. Я даже шевельнуть ей не успел, а мяч уже был в перчатке.
— Ух ты!
— Видел я еще оно похожее взятие. Тогда повезло Ульетту, техничному игроку из Йоркшира, большому такому, высокому парню. Он подавал, а бьющий — это был австралиец на отборочном матче — отбил изо всех сил. Ульетт никак не мог видеть мяч, но он просто выставил руку и поймал его.
— А если бы мяч попал ему в грудь или в живот?
— Ну, тогда бы ему было больно.
— А он бы заплакал? — тут же спросил Толстик.
— Нет, малыш. Игры служат как раз для того, чтобы научиться смело и мужественно держать удар. Вот, предположим…
На лестнице послышались шаги.
— Боже мой, ребята, это мама. Быстренько закрыли глазки… Все хорошо, дорогая. Я сделал им строгое внушение, и, по-моему, они почти заснули.
— И о чем же вы говорили? — поинтересовалась леди Солнышко.
— О крикете! — крикнул Толстик.
— Ничего особенного, — начал оправдываться Папа. — Вполне естественно, что двое мальчишек…
— Трое, — справедливо заметила леди Солнышко, поправляя ребятам одеяла.
Сумерки. Дети сидели тесным кружком на ковре. Первой заговорила Крошка, поэтому Папа, устроившийся в своем кресле с газетой, навострил уши, поскольку наша юная леди, как правило, молчала, и любое выражение ее детских мыслей вызывало интерес. Она нянчила свою истрепанную подушку по имени Ригли, которую любила больше всех своих кукол.
— Интересно, а Лигли пустят в Царство Небесное? — задумчиво спросила она.
Ребята засмеялись. Они почти всегда смеялись над тем, что говорила Крошка.
— Если нет, я тоже не пойду, — серьезно добавила она.
— И я тоже не пойду, если не пустят моего мишку, — заявил Толстик.
— Я скажу, что это холошая, чистая, умытая Лигли, — продолжала Крошка. — Я люблю Лигли.
Она прижала подушку к себе и стала ее баюкать.
— Слушай, пап, — спросил Парнишка самым серьезным тоном, — а как ты думаешь, в раю игрушки есть?
— Конечно, есть. Там есть все, чтобы детям было хорошо.
— А игрушек там как в магазине Хэмли? — поинтересовался Толстик.
— Гораздо больше, — веско ответил Папа.
— Ух ты! — выдохнули все трое.
— Пап, а пап, — начал Парнишка. — А вот мне интересно про потоп.
— Ну, хорошо. А что именно?
— А вот эта история про ковчег. Там собрали всяких животных, каждой твари по паре, и плавали они сорок дней, да?
— Ну, так написано.
— Слушай, а что тогда ели плотоядные?
С детьми надо быть честными и не отделываться от них смехотворными объяснениями. Их вопросы о подобных вещах в большинстве случаев куда более серьезны, чем ответы родителей.
— Видишь ли, малыш, — сказал Папа, тщательно подбирая каждое слово, — этим историям очень-очень много лет. Иудеи записали это в Библии, но узнали они эту историю от вавилонян, а те, в свою очередь, скорей всего, переняли ее еще у кого-то, кто был до них. Если рассказы о чем-то передаются подобным образом, каждый добавляет что-то от себя, и нельзя с уверенностью сказать, как же все было на самом деле. Иудеи вписали это в Библию точно так, как услышали, но это сказание существовало за многие тысячи лет до них.