Детям больше всего нравится, когда историю им рассказывают по четвертому или пятому разу, ведь тогда они могут поправлять рассказчика и уточнять подробности.
— Ну, значит, поймали мы гадюку и убили ее. Нам нужен был скелет, и мы не знали, как отделить мясо от костей. Сперва мы хотели зарыть ее в землю, но это было бы слишком долго. Потом мне пришла мысль выварить змею. Я раздобыл большую старую банку из-под тушенки, мы положили туда гадюку, залили водой и поставили на огонь.
— И повесили на крюк, да?
— Верно, на крюк, как в Шотландии вешают котелок с кашей. Только-только змея потемнела и сделалась бурой, как тут вошла жена фермера и кинулась глянуть, что мы там варили. Увидев гадюку, она решила, что мы собираемся ее съесть. «Ах вы, черти полосатые!», — закричала она, подхватила жестянку подолом фартука и выбросила в окно.
Новые взрывы заливистого хохота. Толстик без конца повторял «черти полосатые, черти полосатые», так что Папе пришлось угомонить его, легонько стукнув газетой по затылку.
— Пап, расскажи еще про змей, — попросил Парнишка. — Ты когда-нибудь видел страшную ядовитую змею?
— Которая укусит, и через пять минут ты почернеешь и умрешь, — добавил Толстик. Это было самое ужасное, что он мог себе вообразить.
— Да, видел я разных тварей. Однажды в Судане я задремал, лежа на песке, и когда открыл глаза, увидел что-то ползучее, похожее на огромного слизняка с короткими толстыми рожками, сантиметров тридцать длиной. И это что-то уползало от меня.
— А что это было, пап? — Шесть любопытных глаз буквально впились в него.
— Это была ящерица-шипохвост. Думаю, ты бы и вправду умер через пять минут, Толстик, укуси она тебя.
— Ты убил ее?
— Нет, она исчезла прежде, чем я сумел ее достать.
— Пап, а что страшнее, змея или акула?
— По мне, так обе страшны!
— А ты когда-нибудь видел, как акулы съели человека?
— Нет, малыш. Но однажды акула меня чуть не съела.
— Ух ты! — ахнули все трое.
— Я сглупил и принялся плавать вокруг корабля, а в тех местах везде шныряют акулы. Я уже взобрался на палубу и вытирался, как увидел высокий акулий плавник совсем рядом с бортом. Она, видать, услышала всплески и подплыла, чтобы напасть на меня.
— Пап, а ты испугался?
— Да, меня аж озноб пробил. — Папа умолк, вспомнив африканские золотые песчаные пляжи и ревущие волны прибоя с изящными изгибами белоснежной пены на гребнях.
Но дети не любят молчание.
— Папа, а зебы кусаются? — спросил Парнишка.
— Не зебы, а зебу. Ну, они же ведь коровы. Нет, не кусаются.
Но зебу может боднуть рогами.
— Верно, может,
— А скажи, зебу может победить крокодила?
— Ну, я бы поставил на крокодила.
— А почему?
— А потому, малыш, что у крокодила большие острые зубы, и он просто съест зебу.
— А если зебу незаметно подкрадется и боднет его?
— Ну, тогда одно очко в пользу зебу. Но один тычок рогами не причинит крокодилу вреда.
— Ну, не причинит, и что? Но зебу-то не отступит. Крокодилы ведь живут на песчаных отмелях, так? Зебу обоснуется рядом с отмелью, так чтобы крокодил его не заметил. Вот и будет зебу подкрадываться и бодать его. Тогда-то одолеет он крокодила, а?
— Ну, может, и одолеет.
— А сколько времени надо зебу, чтобы победить крокодила?
— Мм, это зависит от того, как часто его будут бодать.
— Ну, а если каждые три часа, а?
— Ой, надоели мне эти зебу!
— Так скажет крокодил! — крикнул Парнишка, хлопая в ладоши.
— Пожалуй, я соглашусь с крокодилом, — произнес Папа.
— Пожалуй, всем детям пора спать, — вторила ему леди Солнышко, и в полумраке тут же показался белый передник няни.
На первом этаже ужинали, а все послушные дети давным-давно должны были видеть десятый сон. И все же сверху раздавался странный шум.
— Это что еще такое? — поинтересовался Папа.
— Это Парнишка играет в крикет, — ответила леди Солнышко с проницательностью, свойственной всем матерям. — Он встает и гоняет мячик. Надо бы тебе с ним серьезно поговорить, ведь он же недосыпает.
Папа отправился наверх с твердым намерением быть строгим и непреклонным, и уж верьте слову, он может быть строгим, когда захочет! Поднявшись по лестнице, он услышал, что шум не стих, поэтому он на цыпочках прокрался по коридору и заглянул в приоткрытую дверь.
В комнате было темно, горел лишь маленький ночник. В полумраке Папа разглядел тонкую гибкую фигурку в белой пижаме. Посреди детской она делала маленькие шажки и махала рукой.