— И вот это чёрное чудовище схватило мою Кити зубами за шею. Ах, как она плакала, бедняжка! Знаешь, — дама понизила голос, — я думаю, что это был демон. Страшный, чёрный, и глаза жёлтым огнём полыхали.
— Демон? — собеседница хозяйки Кити округлила глаза и рот. — Спаси нас Светлый. Почему ты так думаешь?
— Он вошёл и ушёл через стену! — последовал ответ зловещим шёпотом. — Я так испугалась, что просто боялась пошевелиться, пока он истязал мою малышку.
— Так он съел бедняжку? — снедаемая любопытством, задала основной вопрос вторая дама — уж очень ей не терпелось узнать исход дела.
— Кого? — не поняла первая.
— Ну, демон твою Кити съел?
— Светлый с тобой! Жива она, — дама, возмущённая таким страшным предположением, махнула на собеседницу чайной ложечкой, а потом тихо продолжила. — Знаешь, она какая-то спокойная стала, задумчивая. Сегодня всё утро спит. Как чудовище ушло, так она и успокоилась.
Стол к завтраку был накрыт почти так же, как для утренних совещаний. Только сегодня здесь пили чай и ели бутерброды не чиновники с озабоченными лицами, а несколько незнакомых господ и дам. Должно быть, некоторые родичи, приезжавшие на коронацию, остались погостить.
— Альфред, — подошла я поприветствовать побратима, — скажи, кто эти дамы?
— Кузины отца. Причём дальние. Они теперь надолго здесь останутся, — вздохнул король.
— Сильно мешают?
— Не особо. Они тихие и нос в чужие дела не суют. Да и жаль старушек. Замуж вовремя не вышли, собственных средств тоже нет. Вот и путешествуют от одних родичей к другим. — Побратим ещё раз посмотрел в сторону тётушек и резюмировал: — Пусть живут.
— Знаешь, я извиниться должна… — брови короля немного приподнялись. — У одной из них кошечка есть. Кити. Так вот, скоро она вас потомством осчастливит.
— Это артефакт предсказал?
— Это Филипп погулял.
Альфред, расплёскивая чай, фыркнул. Пришлось срочно удалять влажные пятна с его камзола и своего платья.
— Значит, у меня будет свой кот. Люблю твоего Филиппа. Он мне ещё на Кеталопции понравился. Самостоятельный такой, рассудительный. Только я никак не решался дотронуться до него. У нас, в мире Больших Озёр, домашних кошек нет. Откуда у тётушки Кити взялась, даже не представляю. Рад, что в Предгорье останутся следы пребывания твоего питомца.
— Обещанную историю Иль растянула на год. Может быть, чуть больше или меньше, точно не помню. Как не помню и дату нашей встречи, — продолжил свой рассказ Альфред.
Королевский экипаж катил по направлению к фестивальному павильону. Некий церемониал в поездке был, но без лишней помпезности и многолюдности. Три ландо плюс десяток гвардейцев верхом на лошадях. Открывал процессию, как водится, королевский экипаж, куда были приглашены я, Виктор и Пубок. Следом за нами катила королева-мать, Ир’ркус и две тётушки, чей разговор я подслушала во время завтрака. Кто садился в третье ландо, я не видела, а оглядываться было неприлично и неинтересно.
Чтобы не скучать в дороге, Альфред решил продолжить рассказ о своей несостоявшейся любви.
— Всеми правдами и неправдами я ежедневно выбирался из дворца и стремглав летел к Чёрной скале. Время встречи значения не имело. Когда бы ни приехал, Иль меня ждала. Иногда из тени выходил сгорбленный старик, садился в отдалении и кивал, подтверждая рассказ девушки или наблюдая за нашими прогулками. Сейчас я не знаю, почему нельзя было переступать границу, почему нельзя было узнать всё и сразу. Тогда знал. Но условие не выполнил и забыл всё.
Король замолчал. Хоть и глядел он куда-то вдаль, было видно, что смотрит в прошлое.
— В день, когда мне исполнился двадцать один год, я пошёл к отцу и сказал, что хочу ввести в храм Светлого и назвать своей женой Иль — девушку из-за Чёрной скалы. Таким я отца не видел никогда. Нет, он не кричал. Но закаменел как-то. Отстранился. Стал чужим. Ответил мне тихо и спокойно: «Сын, ты многократно нарушил мой приказ и своё обещание. Этим ты потерял моё доверие и заслужил наказание. Хорошо бы тебя выпороть, но ты уже взрослый. Просто прикажу запереть на сутки в карцере». Я молил, ругался, пытался вырываться и драться с солдатами. Не помогло ничего. Отец молча шёл рядом с конвоем, не глядя в мою сторону. И дверь самолично запер. Вот такое совершеннолетие у меня было, — грустно усмехнулся Альфред.