— Значит, вы их забираете. («А оказывается, как все просто закончилось…» — с облегчением подумал я).
— А знаете… (впервые в его голосе промелькнуло нечто вроде нерешительности). — Надо бы, чтоб и брат посмотрел… Вы не согласились бы пройтись со мной…
— Да ну… — мгновенно запротестовал я. По-моему, история уже закончилась, и не было причины поддерживать какие то связи со всем, что хоть отдаленно связано с ней. — Вы знаете, я очень устал за этот день, и мне не хотелось бы выходить из дому…
— Понимаю. Но здесь рукой подать. — Понимаете, — мужчина опять ненадолго посмотрел на меня, — мы… в общем, мы хотели бы иметь еще несколько фотографий… кое-какие предметы… раз уж все равно случай выпал…
— То есть?.. — плохо понял я его желание.
— То есть, мой брат давно имеет желание кое-что сфотографировать. — Некоторые дорогие ему вещи… И вот теперь, раз уж обстоятельства познакомили нас с классный фотографом, мы просили бы вас сделать несколько снимков. — Частным порядком. — За плату, разумеется…
…Не могу до сих пор сообразить, почему я coгласился. То ли — удачно прекратившаяся история придала мне чересчур много смелости, то ли то, что меня признали классным фотографом, сыграло свою роль?.. — Не знаю; но я пошел. — В самом деле, почему бы не пойти?.. — Нежданно-негаданно подвернулась халтура; зачем теряться?.. И в качестве своей работы я был вполне уверен; почему бы не пойти?.. — Лишние деньги мне ни в коем случае не могли помешать, а я почему-то был уверен (от глупости, несомненно!), что заплатят мне хорошо…
И мы пошли. Выйдя на улицу, я увидел, что уже темнело. «Где же тогда бабка?.. — вспомнил я. — Ведь, кажется, сегодня целый день ее не было…
Ну, да ладно. Авось, не потеряется. Ключ у нес есть. — Но однако: в таком возрасте целый день где-то лазить… На что это похоже?..»
— Вы не заметили, в каком странном ключе потекли мои думы?.. — неожиданно прерываясь, спросил меня Володя.
— Нет. А что?..
— Странно. — Сам тон. — Я никогда о своей старушке так не думал.
— Да вроде ничего особенного…
— Да. Но я относился к ней с большим умилением. И думал всегда гораздо более мягко… А вот же… — Это было неожиданностью для меня самого, и я тогда же отметил это; правда, отметил вполне бесстрастно.
Когда мы отошли от дома уже довольно далеко, я зачем-то обернулся, и мне показалось, что в дверь нашего дома стучит какой-то человек; но, впрочем, я был не уверен, не померещилось ли мне в темноте. — А темнело на удивление быстро. прямо на глазах.
— Сколько сейчас времени?.. — спросил я у своего спутника.
— Кто ж его знает. Никогда не задумывался над этим…
После такого не совсем понятного заявления мы молчали всю дорогу. — Вернее, мы не то что молчали, а не беседовали. Спутник же мой что-тo негромко бормотал, словно бы говорил сам с собой. Я не мешал ему и молча шел рядом. Мои мысли были рассеянными; и внезапно я почувствовал, как — все больше с каждым шагом — наваливается на меня усталость. — Почему?.. — Прошли мы, как показалось мне, не очень большое расстояние, спутник мой не солгал. Но усталость была сильной, каждый шаг давался тяжело. Я чувствовал себя так, как будто иду по грудь в воде, или скорее — плыву на лодке по морю подсолнечного масла… Голова моя подхватила этот образ и стала старательно играть в него. — Bзмах веслом. Оно, как клинок, входит в вязкую жидкость. Напряжение всех мускулов, движение, — и лодка медленно переползает на полметра вперед… Опять взмах. Опять масло принимает весло. Опять напряжение, и вновь почти без результата… Еще, и еще… — Быть может, остановиться?.. отдохнуть?.. — Но нет, — что-то смутно видится впереди… не видится… — в такой-то тьме!.. — чувствуется… знается… Нет, не то. Но не все ли равно… — Я знаю, там что-то есть. Меня там ожидает… что?.. — какая разница. Не знаю. — Но мы идем туда…
Идти стало еще тяжелей; усталость подломила мои ноги, и я опустился на колени. Остановился. — Не пройти… — Я вытянул руки, раздвигая, разрывая тьму перед собой. Она поддавалась, она охотно поддавалась… но ей не было конца. — Да когда ж я пройду ее? Как мне тяжело…
«Что это со мной?..» — изумлялся я, когда — очень ненадолго — голова моя прояснялась. — Но, не успев получить ответа на свой вопрос, я уже продолжал, собирая все силы, пробиваться через слой темноты… — Куда?.. — я не ведал, но меня словно бы что-то вело. — Куда?.. — я был сам не свой и единственное, что знал: надо пробиваться… — Куда?.. — вперед. Там меня ждут. И даже зовут… Или не зовут, просто о чем-то говорят… Я даже слышу музыку… Поют песни… странные песни… — Я напряг слух, и мне показалось, что я различаю кое-какие слова.
«В Великую Ночь протянулся ход… — тоска и беда моя. Свершаются сроки… и ветер зовет… и снится воде ладья… Но нет мне надежды в темном дому… Не выплачен долг земной… Глаза упираю в густую тьму… — ищу того, кто за мной…»
Дальше я ничего не услышал. Мне стало холодно. Перед глазами одновременно выросли — в несколько рядов — дома, деревья; в небе мгновенно проявилось множество тусклых звезд, — и я сообразил, что долгое время шел в полной тьме. Я закрыл глаза и покачал головой; опять открыл. — Да что же это?..
Все тело болело, ноги еле-еле слушались меня. Руки были словно налиты свинцом.
«Да я болен… — наконец-то осознал я. — Болен, и по-настоящему… — У меня темнеет в глазах… Я брежу… У меня жар…
— Ну вот, мы пришли, — совсем рядом раздался голос моего проводника.
— Сейчас упаду… — прошептал я ему и, качнувшись, начал валиться в его сторону. — На голос.
Он подхватил меня.
— Что? Что с вами?..
— Я болен… — я запнулся, сделал большой глоток воздуха. — Я же вам говорил…
— Ничего, ничего… — он с трудом пытался выпрямить меня, а я все норовил свалиться на него, закрыть глаза и опрокинуться в забвение.
— Потерпите, вот мы почти уже вошли… вот сюда…
«Но нету надежды в темном дому. Не принят мой долг земной… — Глаза упираю в ночную тьму… Ищу того, кто за мной…»
— Вам сюда… Входите, пожалуйста… А я сейчас… Я сейчас приду…
— Но послушайте…
— Что?.. что там?.. — Я же сказал, сейчас приду… — Идите… Он там… — Гей, гость к тебе!..
«Но выйдет время моей тоски. Судьба отпустит меня… Напившись тепла из живой руки… Из новой души — огня…»
— Спит, что ли?.. — будите. Смелей, смелей…
— Но послушайте… послушайте…
— Не трогайте только его тросточку… Он может обидеться страшно…
«И рухнет запрет, — и открытым путем, в Неведомые Края, уйдет по Реке мой последний дом… моя уплывет ладья..»
Очнулся я уже в комнате. Я не помню, как оказался в ней. Наверное, пошел в беспамятстве. Болезнь мучила меня невероятно: я бродил совершенно безумным образом и еле-еле владел своим телом. У меня только и хватило сел разбудить хозяина и повалиться на какое-то кресло, стоявшее рядом с кроватью.
…Мне тогда показалось, что хозяин дома (то есть, по существу, комнаты) спал в весьма неудобной позе. Неестественной. — Словно его хорошо перекрутили, а то, скорее всего, поломали. — В таком положения и лежал он — зигзагом — на своем ложе. — Точно остывшая молния. — И тросточка его рядом.
Впрочем, это, возможно, было бредом. — Самое обидное, — перебил себя Володя, — то, что я до сих пор и не понимаю, что тогда было бредом, а что нет. Иногда мне кажется, что бредом было все без исключения, иногда — наоборот…
— И к чему вы больше склоняетесь?
— Скорее всего, как я вам уже говорил однажды, все было не так и не наоборот, а совсем по-другому…
— Верно, говорили. Я еще тогда не очень понял. Но не стал перебивать. — Может, вы теперь скажете, что вы имели в виду?
— Скажу. Но позднее. Да вы и сами поймете. — Терпение. — Итак, сознание то уходило от меня, — и тогда виделось невесть что, — а то опять возвращалось, и в голове немного яснело. — Когда я в очередной раз оказался способен воспринимать окружающую действительность, хозяин уже сидел на кровати.