Бросаю взгляд на здание закрытого госпиталя, и вся моя бравада испаряется. У нас с Мартой были сложные отношения. У меня здесь со всеми сложные отношения. Она во многом была не права, как, может быть, и я. Но я знаю, что должна это сделать. Меня так воспитали, и я цепляюсь за эти воспоминания из прошлого, чтобы не потерять себя. Нас окружают машины и люди, Карл осматривается по сторонам и только потом помогает мне выйти. Отстёгиваю шлейф, бросаю его на сиденье.
– Ты уверена, что хочешь это сделать? – тихо спрашивает Карл.
– Нет, но иначе я не могу, – так же отвечаю ему.
Он кивает мне и взглядом отдаёт приказ ожидать нас. Карл ведёт меня по коридорам, в которых уже приглушён свет. Нас пропускают без каких-либо вопросов. На нас даже особо и не смотрят, пока мы поднимаемся на четвёртый этаж. Медсестра подскакивает с места и кивает нам, возвращаясь затем на своё место. Карл подводит меня к палате.
– Я останусь здесь. У тебя не больше пятнадцати минут, Винни. Нам не нужны проблемы, – шепчет он.
– Я поняла.
Делаю глубокий вдох и вхожу в палату. Это роскошная комната, вся заваленная цветами. Их вонь отравляет меня. Бросаю взгляд на кушетку, с лежащей на ней Мартой, и кровь отливает от моего лица. При иных обстоятельствах я бы даже не узнала её. Отёки под глазами, огромные гематомы, гипс на носу, разбитые губы, царапины. Всё её лицо – это месиво фиолетово-синего цвета. Марта подключена к аппаратам обеспечения жизнедеятельности.
Мои ноги подкашиваются от ужаса и сострадания к ней, но я медленно подхожу к кушетке. Слабый свет торшера играет тенями, и действительность кажется ещё хуже. Здесь так воняет. Направляюсь к окну, раздвигаю тяжёлые шторы и открываю окна, чтобы проветрить палату. Хотя я знаю, что иммунитет любого пациента очень низкий, но свежий воздух обычно помогал маме. Это чистый кислород, а не спёртые воспоминания о насилии.
– Лавиния.
Оборачиваюсь на шёпот Марты. Она едва может шевелить губами, как и открыть глаза, сейчас превратившиеся в щёлки, окружённые вспухшей фиолетовой кожей.
– Привет, – шепчу, обходя кровать и натягивая улыбку.
– Я в порядке, – с трудом говорит она. – Как ты? Выглядишь прекрасно.
– Со мной всё хорошо. Карл сказал о том, что случилось. Мне очень жаль, что ты потеряла ребёнка.
– Я рада… лучше бы Сэл убил меня. – Она прикрывает глаза, а я сглатываю ком горечи в горле.
– Зачем? Зачем ты это сделала? Марта, – с болью спрашиваю и касаюсь её руки.
– Для тебя… ты не понимаешь, что чем дольше он тебя прячет от себя, тем быстрее теряет связь. У тебя есть шанс… у него есть. Прости меня… ты мне дорога. – Она шевелит пальцами руки, обмотанной до локтя гипсовой повязкой, и я сжимаю её ладонь.
– Пожалуйста, живи. Не стоит это всё того, что я вижу.
– Стоит… кто тебя защитит, если не я? Ты моя девочка. Я не дам им тебя испортить и превратить в подобную мне. Ты будешь бороться за нас обеих, – хрипит Марта. – Не позволяй ему лишить тебя воли, Лавиния. Никогда. Иначе ты сойдёшь с ума от боли. Не отдавай ему сердце. Не заметишь, как побои станут нормой. Сначала ты думаешь, что он так заботится о тебе. Шикарный мужчина, который охотится и готов бросить весь мир к твоим ногам… – она замолкает и облизывает потрескавшиеся губы.
– Он носится за тобой, как безумный. Потом говорит тебе о том, что ему не нравится, как ты одета, и ты думаешь, что он просто хочет уберечь тебя от неприятных последствий. Затем он бьёт тебя раз, и ты прощаешь, ведь он умоляет со слезами на глазах, обещая, что такого больше не повторится. Ты веришь, потому что любишь его. Но это повторяется. Ударив раз, мужчина не может остановиться, если его не остановишь ты. Уходи. Беги. Скрывайся. Дерись. Никогда не позволяй… ему ударить тебя. Не дай ему сломать тебя, ты сама не заметишь, как окажешься на этой койке. Ты будешь лелеять надежду, что его любовь сильнее. Ложь. Ты ненавидишь себя и его, а потом встречаешь женщину, полную надежд и грёз. Узнаёшь в ней себя прежнюю и знаешь, что если ты не сделаешь этого, то никто не подскажет ей, как выжить. Не люби их… никогда. Люби себя… – она закашливается и издаёт стон.
– Тише-тише, не разговаривай. Не надо…
– Лавиния, мне не жаль. Я сделала то, что должна была. Я не рожу ему ещё одного. Никогда. Я знала о беременности. Я рада… рада… – хрипит Марта.
С одной стороны, её слова ужасают. А с другой… жить с таким чудовищем и знать, что это всё насильно, навязано, и уже ничего хорошего не будет, это понятно. Не знаю, как бы я поступила на её месте, но не осуждаю Марту за её выбор.