— Девчачья забава, — объясняю, будто она сама не в курсе. — Парни не готовят.
— Ой ли? Парни не готовят? Так учат в школе в нынешнее время? — Оставив тесто в покое, Ба смотрит на меня. — Поведай-ка, а чем занимаются парни?
— В школе? Ну, мы изучаем математику, науки всякие и как воевать с врагами.
— Вот оно что. — Ба хмурит брови.
— А еще мы учим, как делать оружие, траектории, и расовую теорию. И бокс, и бег, чтобы мы были сильными.
— А дед, по-твоему, не сильный?
— Да, но…
— Иногда он помогает мне готовить. Будешь теперь считать его слабаком?
— Есть разница. Молодежь — это будущее, поэтому мы должны быть сильнее. Быстрыми, как тигры, крепкими, как сапоги, и надежными, как крупповская сталь.
Ба, отвернувшись, бросает на стол пригоршню муки.
— Это слова фюрера, — говорит она.
— Именно.
Ба поднимает ком теста и швыряет на стол. Взметаются облачка муки.
— А девчонки учатся готовить? — хмурится она. Руки ее прямо впиваются в тесто.
— Ага. И конечно, быть примерными женами и матерями.
— Ясно. — Прекратив мучить тесто, Ба меряет меня взглядом. На лице у нее проступает грустная улыбка. Бабуля подходит ко мне и, вытерев руки о передник, гладит меня по щеке. — Знаешь, Карл, тебе не обязательно все время ходить в форме.
— Она мне нравится.
— Иногда одежду надо стирать. А для этого ее придется снять.
— Если постирать с вечера, к утру просохнет.
— В самом деле? Ладно, не хочешь помогать мне, сходи глянь, может, деду нужны лишние руки. Он во дворе, возится с машиной. Отвлекись хоть ненадолго от учебы и войны.
— Не хочу отвлекаться. Мне по душе учеба. Я хочу быть сильным, крепким и подготовленным. Я нужен фюреру.
— На войне? Так рвешься на фронт?
— Как любой парень из нашего класса. Учитель обещал, что нас отправят воевать.
У бабули почему-то блестят глаза.
— Тебя тоже? А если тебя убьют, как… — Фраза повисает в воздухе. Ба закрывает ладонью рот. — Ох, Карл, — говорит она, отворачиваясь к окну.
— В чем дело? — спрашиваю, подходя к бабуле.
— Все нормально. — Ба поднимает руку, словно отсылая меня прочь. — Ладно. Сходи к деду.
У нее перехватывает горло. Я смотрю на нее, недоумевая, что случилось. Но Ба снова машет, и я, оставив ее в кухне, иду искать деда.
Дед пристроил к дому навес, чтобы машина не стояла под дождем. Это просто доски на подпорках, и Ба злится, потому что окно их спальни выходит на корявую крышу. Дед проводит там кучу времени, забравшись под капот любимого «опеля адмирал».
Сейчас он разглядывает движок. В углу рта дымится сигарета. Ба не разрешает курить в доме, мол, негигиенично. Подозреваю, это одна из причин, почему дед постоянно бегает к машине.
Дед погружен в процесс, и я не буду мешать. Мне до чертиков надоело готовить и подавать ключи, так что я тайком пробираюсь в сарай и выкатываю свой велик.
Убедившись, что дед не видит, удивляю сам себя.
Я нарушаю приказ.
По садовой дорожке выкатываю велик через ворота в переулок.
Дед напряженно смотрит под капот, и над головой его плавает облачко дыма. Долгий миг разглядываю его. Еще можно вернуться, поставить велик на место и…
Ворота со щелчком закрываются. Сам не понимаю, как я сделал это.
Перекинув ногу через колесо, толкаюсь и качу по переулку. Сворачиваю на дорожку и выруливаю на Эшерштрассе. Я еду вслед давешней девчонке.
Ноги крутят педали, а сердце наполняется радостью.
Злость растаяла, в душе цветет облегчение, предвкушение и радость. Чувства поднимаются из живота и бьют в голову так, что я готов взорваться. От восторга открываю рот, и в горло рвется свежий утренний воздух. Ветер обдувает лицо, ерошит короткие волосы, вьется под коленями.
Здорово.
Потрясающе.
Невероятно.
Впервые за много дней чувствую себя свободным.
Слова на стене
Еду куда глаза глядят. Ноги жмут на педали, руки крутят руль, в голове царит звенящая пустота. Забыт погибший отец, забыта слегшая мать. В голове нет места мыслям о Ральфе и Мартине, о бабуле и деде, усадившим меня под домашний арест.
Прохожие для меня выглядят как размытые пятна. Никто меня не замечает. Все идут по своим делам.
Гоню по центральной улице, а потом ныряю в лабиринт дворов и переулков. На булыжной мостовой трясет так, что я не вижу дорогу, но скорости не сбавляю. Быстрее. Еще быстрее.
Пока взгляд не упирается в надпись на стене.
Она скалится мне в лицо с кирпичной стены в конце тупика.