Джесс Трэнсмир, придя в себя, продолжал спокойно есть котлету и лишь спросил, на минуту подняв глаза от тарелки:
— Никто не заходил сегодня утром?..
— Нет, сэр.
— А письма были?..
— Было несколько писем, которые я положил на ваш стол, сэр.
— Вы поместили в газетах извещение о том, что я уезжаю из города на два или три дня?..
— Да, сэр.
Джесс Трэнсмир что-то проворчал.
— Из Китая должен приехать человек, которого я не хочу видеть, — объяснил он.
Старик бывал иногда с ним очень откровенен, но Вальтерс, отлично знавший нрав хозяина, не задавал никаких вопросов.
— Я не хочу его видеть, — повторил старик, и на его лице появилось выражение гадливости. — Лет двадцать или тридцать назад мы с этим человеком участвовали во многих делах. Он пьяница и картежник, однако много о себе воображает, хотя совершенно неизвестно, почему… Вот такой это человек.
Старик перевел взгляд на камин, выложенный красным кирпичом, и некоторое время сидел в глубокой задумчивости.
— Если этот человек придет сюда, не впускайте его. И скажите, что вы ни о ком ничего не знаете… Почему он приезжает сюда — это вас не касается… Он не воспользовался удачей, когда она ему улыбалась, и должен пенять исключительно на себя… Он мог бы стать богачом, но продал все свои акции… Пьянство его сгубило…
Вдруг старик как бы вспомнил о присутствии слуги и закричал:
— Почему вы здесь?..
— Простите, сэр, я…
— Вон отсюда!
После ухода Вальтерса Трэнсмир около получаса сидел неподвижно, погруженный в свои мысли. Затем встал, подошел к маленькому бюро и, открыв его, вынул небольшую фарфоровую чернильницу, наполовину наполненную индийскими чернилами, и лист толстой почтовой бумаги.
Усевшись удобно за столом, он начал писать по-китайски, с правого верхнего угла, и, спускаясь все ниже, испещрил весь лист таинственными знаками. Тогда он вынул из жилетного кармана крошечную печать и приложил ее в углу страницы. Этой печати Трэнсмира было достаточно для оплаты в Китае чека на фантастические суммы. Имя его было известно всем от Шанхая до Фи-Чена. После этого он сложил письмо и подошел к камину.
Вальтерс, все время за ним наблюдавший через стекло в верхней части двери, в этот момент потерял его из виду: сейчас он мог видеть только треть комнаты. Когда старик вернулся в поле его зрения, бумаги в его руках не было.
Трэнсмир позвонил, и лакей тотчас же вошел в комнату.
— Помните, что меня ни для кого нет дома, — строго повторил он.
— Да, сэр.
Днем пришел ожидаемый стариком посетитель. Если бы Трэнсмир читал газеты, то знал бы, что пароход пришел из Китая на тридцать шесть часов раньше назначенного времени.
Вальтерс не сразу вышел на звонок. Когда же он открыл дверь, то увидел на пороге загорелого человека в потрепанном платье, грязном белье и пыльных сапогах. Незнакомец не снял шляпы и продолжал стоять, заложив руки в карманы брюк. Он был явно пьян.
— Дорогой мой, почему же вы заставляете меня так долго ждать на пороге дома моего друга Джесса Трэнсмира? — развязным тоном спросил гость.
— Господина Трэнсмира… нет дома… сэр. Я передам ему, что вы заходили… Как прикажете о вас доложить?..
— Уэллингтон Браун, друг мой, — сообщил гость все тем же развязным тоном. — Я войду в дом и подожду.
Но Вальтерс заслонил собою дверь.
— Господин Трэнсмир строго запретил мне впускать кого бы то ни было, когда его нет дома, сэр.
Браун густо покраснел. Лицо его стало злым, и он завопил:
— Он приказал, чтобы меня не принимали? Меня? Уэллингтона Брауна, которому он обязан своим богатством? Старый вор! Он знал, что я приеду!
— Вы приехали из Китая, сэр?
— Да, я приехал из Китая, чтобы свести счеты с вашим хозяином!
— Но господин Трэнсмир уехал на две недели и приказал никого не принимать.
— Это мы еще посмотрим! — и незнакомец двинулся на слугу.
Борьба продолжалась недолго: Вальтерс был атлетического сложения, Брауну было до него далеко, на вид ему было около шестидесяти.
Через минуту Браун был отброшен к каменной стене и непременно упал бы, если бы сильная рука Вальтерса его не поддержала. Незнакомец глубоко вздохнул и проворчал:
— Я вам это припомню!
— Я не хотел причинить вам боли.
— Я намерен свести счеты с вашим хозяином! Он мне заплатит за все…
И он гордо удалился нетвердой походкой, оставив Вальтерса в полнейшем недоумении.