— Верочка…
Екатерина же Сергеевна, осознав смысл происходящего, ничего не сказала, но как-то по-особенному скривила рот, юмористически подняла брови, чуть заметно подбоченилась… что за бабы эти женщины. Умеют из ничего нагнать жуткую атмосферу.
И тут, весьма кстати, появилась Ольга, легкая, как эфир, спокойная, румяная после улицы. Впорхнула, повесила плащик, поцеловала маму, втерлась между ней и отчимом, предложила отменно вежливо, звонким пионерским голосом:
— Поступило предложение: присесть за стол и чего-нибудь съесть. Скоро все будет в порядке. Екатерина Сергеевна, изволите откушать с нами борща?
Катя собралась было ответить, но тут в коридоре заворочался, басовито гаркнул Мишка, и она бросилась к нему.
Акимов снова потянулся было к вешалке и плащу, но падчерица спокойно предписала:
— Не надо, Сергей Палыч. Николай приведет их.
Вера Владимировна устало поинтересовалась:
— Что тут происходит, скажет кто толком?
И получила твердое заверение от дочери:
— Обязательно. Но потом.
— Когда?
— Как только все выяснится. Скоро. А пока можно вымыть руки и сесть за стол.
— Здравая мысль, — одобрила мама, и, уже направляясь в ванную, поручила мужу:
— Пригласи, пожалуйста, Введенских за стол, неловко. Некрасиво.
Глава 3
Разумеется, сыр-бор был не из-за чего, девчонок — сестру Наташку и Соньку Палкину, Натальину дочку, — Колька выловил в парке.
Вот уже недели две как эти две малолетние дурищи, отучившись положенное, не шли чинно обедать и делать уроки, а отправлялись блуждать невесть где. Мамы-тетки и весь район с ними на ушах стоят — а они мир, понимаешь, постигают. И тот факт, что опять эти слоняются, пиная мокрые листья, среди лысых и сырых деревьев, свидетельствовал об их скудоумии и отсутствии совести. Ведь говорено им было, и не раз. На Колькиной только памяти мать неоднократно просила Наташку: сначала покажись дома или в больнице — по ситуации, а там уж гуляй на все четыре стороны, и вот на́ тебе, пожалуйста! Снова за каким-то лешим не идет домой, а бродит кругами средь темных деревьев в компании с этой Сонькой. Колька уж совсем собрался сломать пару прутиков погибче да с сучками, но Наташка, увидев знакомый силуэт, взвизгнула и бросилась обниматься, причитая: «Колька! Колька!»
«Чего это?» — удивился он мысленно, моментально смягчаясь. Ну да уж, ребенок, девчонка, испугалась же. Вслух же спросил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:
— Вы что тут шатаетесь, под дождем? Горе луковое, на мою голову, в бога душу мать! Ремня захотели? — стал он ворчать и ругаться, переводя все-таки дух. Пока бежал, пес знает что надумал, много чего.
Наташка продолжала икать и цепляться за него, а Сонька Палкина, нахальный клоп в красном пальто, сбросила с рук долой кучу чахлых кленовых листьев, руки в боки уперла:
— Тронь только попробуй, все маме скажу!
— Маме я сам скажу, — посулил Колька, снова заводясь, — да так скажу — неделю сесть не сможешь. Вы какого дьявола после школы гулять упилили? Пять часов назад уроки кончились! — Для наглядности он пальцы растопырил: — Пять! Мать с теткой места себе не находят!
— Я тоже, — тоненько подтвердила Наташка, прилипнув к нему, — пойдем, Коля, домой.
Пожарский бесцеремонно, не обращая внимания на сопротивления-возражения, крепко ухватил за руку Наташку и Соньку и потащил их прочь из парка.
От сердца отлегло совершенно, но все же, читая нотации, он почему-то никак не мог отделаться от нудящего, как волокно в зубе, ощущения, что будто за ними кто-то плетется по пятам, да еще и в спину таращится. Смешно сказать, но пару раз он все-таки, как бы невзначай, оглянулся — и, как и следовало ожидать, никого не увидел.
Выслушивая очередную воспитательную отповедь, несносная, избалованная Сонька Палкина вдруг задала вопрос:
— Ты откуда знал, где нас искать?
— Это уж мое дело, — веско заявил Николай и нахлобучил ей пижонский капюшон на нос, нанеся тем самым оскорбление действием.
Вернувшись в дом Акимовых-Гладковых, они застали взрослых совершенно размякшими. Атмосфера царила самая семейная. И пусть до дружеского застолья дело не дошло и перед каждым стояло по тарелке нетронутого борща, но Катерина Сергеевна и Владимировна дружески вполголоса обсуждали какую-то сугубо деликатную вещь, рецепт некой укропной воды, а маленький Михаил почивал на руках Веры Акимовой.
Наталья Введенская сидела вроде бы спокойно, с красными, но сухими глазами, и Ольга втолковывала, гладя ее по ладони: «Вспомните Песталоцци, ведь в точности ваш случай».