На обратном пути экскурсанты покинули Тропу Манито и двинулись по более широкой и легкой для ходьбы дороге — Арч-Рок-роуд. Поскольку путь был легким, и та часть путешествия, которая требовала проводника, осталась позади, впереди шагал Дэвид. Генри отстал и шел позади всех, рядом с Донной Такерман.
Один раз, поворачивая вместе с дорогой за угол, Тэфи оглянулась и увидела, что Донна и Генри очень серьезно о чем-то разговаривают. У Донны вид был рассерженный, как если бы ей не нравилось то, что говорит Генри, а в глазах Генри было какое-то странное огорченное выражение.
«Интересно, о чем это они беседуют?», — думала Тэфи. Впрочем, какой смысл гадать? Она была рада тому, что по возвращении в отель перед ней открывался совершенно ясный путь дальнейших действий. Самое первое, что она сделает, — это обшарит снова стол тети Марты — не найдется ли еще какой-нибудь дневник.
ГЛАВА 17
Семь ключей
Тэфи сидела за столом тети Марты совершенно обескураженная. Она обыскала каждый ящик стола и перебрала связанные подшивки журналов. Единственным результатом была страшная пыль, которая поднялась вокруг. Где, где, где же, наконец, находится разгадка всех этих бесчисленных тайн? Если она была в дневниках, то где же сами дневники? Спрятаны в запертой комнате? Может, именно поэтому и заперли? В таком случае, если только ей не удастся проникнуть в комнату, у нее ровно ничего не выйдет.
Нахмурившись, она стала сосредоточенно думать, где еще, кроме запертой комнаты, тетя Марта могла хранить свои дневники. Был маленький чулан под задней верандой, где она нашла было место для хранения всевозможных орудий, требующихся в саду, и инвентаря для игр на открытом воздухе. Далее, имелась большая комната-чулан на первом этаже. Она однажды туда заглянула и выяснила, что там хранились только продовольственные припасы — консервированные продукты, мешки с мукой и с сахаром и другие подобные вещи. На втором этаже был большой стенной шкаф для белья — это тоже было неподходящее место для хранения старых дневников.
И вдруг она вспомнила о чердаке. В тот день, когда она полезла туда вслед за Генри в поисках шляпной картонки, там было полно всевозможных чемоданов и ящиков. Как раз подходящее место для старых дневников. Разумеется, если только дневники не заключали в себе секреты, которые можно было сохранить только в запертой комнате. В той комнате должно находиться что-то очень ценное для тети Марты, и, возможно, это были именно дневники. Во всяком случае чердак стоило обыскать.
Она с нарочитой медлительностью прошла через гостиную. Долгий опыт научил ее, что в ту самую минуту, когда она собиралась предпринять какую-то операцию, представлявшую исключительную важность лично для нее, на сцене обязательно появлялся кто-нибудь из взрослых и посылал ее с каким-нибудь поручением или велел ей заняться чем-то другим. Лучше не привлекать к себе внимания. Она была уже на середине лестницы, когда ее окликнула сверху ее мама.
— Тэфи Сондерс! Скажи мне ради бога, что ты такое делала?
— Я… я просто просматривала подшивки старых журналов, — вполне правдиво ответила Тэфи.
— Ладно. Сию же минуту иди и помойся как следует. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя в таком виде. И чем бы ты там ни занималась, я надеюсь, ты все положила на место, как полагается?
— Да, конечно, — откликнулась Тэфи, добавив: — Ну, в общем, почти все как было. — Быть может, журналы лежали не совсем в том порядке, в каком она их нашла, но она не слишком сильно их растрепала.
Как только ее мать скрылась из вида, спустившись вниз по лестнице, Тэфи поспешила к себе в комнату. Умывание должно занять не более трех секунд.
Оно заняло ровно две. Паутина и грязь перешли в основном на полотенце. Ах ты, господи, думала Тэфи, ведь ей об этом уже говорили в свое время, но ведь она так ужасно торопится! От этого, быть может, зависит все будущее «Сансет хауз»!
В верхнем коридоре никого не было видно. Она прошла мимо комнаты семьи Такерман на цыпочках. Меньше всего ей хотелось, чтобы Донна узнала, что она замышляет. Определить, какую роль во всей этой ситуации играет Донна, было невозможно.
Один последний взгляд вокруг, а затем она скользнула через дверь к лестнице, ведущей на чердак, и закрыла ее за собой. На лестнице было темновато, и ее обступил застоявшийся затхлый запах чердака. Когда она лазила на чердак вслед за Генри, она была не одна. Теперь же на лестнице было так тихо, что звук ее осторожных шагов громко отдавался в ее ушах.
Казалось, это место находится очень далеко от всего остального дома. Изолированным — вот каким оно было, это место, — темным, полным теней и изолированным, отрезанным от мира. Однако в этот раз она не должна давать воли своему воображению. Дэвид сказал, что девчонки слишком легко пугаются. Тэфи ему докажет, что она не из таких. В конце-то концов, что здесь может быть такого, что напугало бы ее? Всего лишь куча старых чемоданов, ящиков и нагроможденных друг на друга коробок. «За которыми кто-нибудь может прятаться», — казалось, прозвучал какой-то голос в ее сознании. «Тихо! — прикрикнула Тэфи на голос. — Тебе не удастся меня напугать».
Она заглянула за каждый узел, в каждый темный угол. Ничто и никто нигде не прятался, она даже мыши не увидела, что было очень хорошо: ведь мышь могла оказаться манито.
— Ах, да перестань ты! — сердито сказала самой себе Тэфи.
Укротив свое воображение, она сосредоточила внимание не ящиках. Где начать? Как среди всего этого «столпотворения», как выразилась бы ее мама, найти именно тот ящик, который мог заключать в себе дневники тети Марты?
Она попробовала замок какого-то старомодного чемодана. Его немножко заело, но он не был заперт, и через какое-то мгновение ей удалось откинуть верхнюю крышку. Она чуть не задохнулась от ударившего ей в нос запаха камфоры. В верхней полке чемодана помещались сложенные старомодные платья. Она уже давно перестала играть в переодевания — для этого она становилась уже слишком взрослой, — однако эти одежды, несомненно, выглядели соблазнительно.
Стоя возле открытого чемодана и держа в руках кусок атласной ткани цвета лаванды, она с некоторой грустью вздохнула. Иногда ей больше всего на свете хотелось стать взрослой, чтобы пользоваться всеми теми привилегиями, какие имели взрослые. Но иной раз — вот как сейчас — ей было почти больно думать, что она перестанет быть маленькой девочкой. Когда вам почти тринадцать, пора оставить позади и настоящих кукол, и бумажных, и переодевания, и разные игры, когда изображаешь себя кем-нибудь «понарошку». Но, если иногда вам все это еще доставляет удовольствие, становится больно от сознания, что скоро вы перестанете во все это играть. Очень многие вещи, которыми занимались взрослые, казались ужасно скучными. Например, просто усядутся и разговаривают, решительно ничего при этом не делая. Может, она не так уж и обрадуется тому, что вырастет.
Потом она вспомнила один свой разговор с отцом. Однажды она пришла домой чуть не в слезах, потому что одна девочка в школе высокомерно заявила ей, что она уже слишком большая для бумажных кукол.
Отец сказал ей:
— Вырасти гораздо лучше, чем ты думаешь, цыпленок. Когда ты станешь слишком большой для бумажных кукол, ты это сразу же почувствуешь. Тебе не захочется больше с ними играть, потому что тебя больше будут интересовать другие вещи. И когда это случится, ты отнесешься к этому совершенно спокойно. Так что играй во что угодно, пока тебе этого хочется. Особенно долго тебе этого хотеться не будет.