— Связки гранат под гусеницы! — крикнул Андрей и сам бросил связку. Танк загорелся. Второй, на правом фланге, ткнулся носом в ловушку, и только одному танку удалось спуститься в овраг. Развернувшись, он пополз было по оврагу, стреляя из пулемета, но тут же в него полетели несколько связок гранат.
— Гранатами по пехоте! — крикнул Андрей, хотя пограничники уже сами встречали гитлеровцев гранатами, и вздрагивала земля, бугрилась черно-зелеными фонтанами.
Андрей вновь обрел уверенность, ту, которая выработалась еще на Памире, в стычках с басмачами; он видел, что атака фашистов уже захлебнулась, но понимал, что окончательно переломить ход боя в свою пользу можно только решительными действиями, только контратакой.
— Вперед! За мной! — крикнул он, как кричал десятки раз, поднимая пограничников навстречу басмаческим бандам, и выпрыгнул из окопа. Выстрелил в немца, вскинувшего на него автомат, и побежал вперед, сминая траву и стреляя в упор.
Вот уже взрыхленная гранатами полоска земли рядом, оставшиеся в живых фашисты пересекают ее и бегут к машинам, кажется, что можно преследовать и добить врага полностью, захватить даже машины, но Андрей заметил, что на кабинах машин появились пулеметы.
«Не стреляют, ждут удобного момента», — метнулась мысль у Андрея, и он крикнул:
— Стой! Ложись! Назад!
Упал сам в траву и пополз к оврагу.
Едва пограничники спустились в овраг и стали перебинтовывать раны, как на них посыпались мины. Вскоре начали рваться снаряды тяжелых гаубиц. В довершение всего над оврагом появились вражеские пикирующие бомбардировщики. Пограничники прижались к стенкам окопов, попрятались за попавшими в ловушку танками, и только два человека (наблюдатель и лейтенант) не спускали глаз с противника, чтобы вовремя предупредить заставу, если враг вновь начнет атаку.
К усадьбе подошло еще несколько грузовиков с пехотой. Солдаты сидели в кузовах, ждали, должно быть, когда окончатся бомбежка и обстрел, чтобы беспрепятственно двигаться вперед. И в самом деле, стоило только улететь самолетам, как грузовики, взвыв моторами, покатили по дороге.
«Из орудий бы сейчас, — вновь подумал Андрей. — В морды им! В морды!»
А немцы, уверенные, что в овраге почти никого не осталось, смело ехали походной колонной. Только автоматы и пулеметы держали наготове. Пограничники же в это время спешно переносили пулеметы с флангов к дороге, связывали гранаты.
Прижались к земле бойцы, притихли, чтобы неожиданно ударить по первым машинам. Уже отчетливо был слышен возбужденный говор солдат, и пограничникам казалось, что начальник заставы медлит зря, но все терпеливо ждали команды. Вот он, как и в лесу, привстал, швырнул под колеса первой машины связку гранат и упал, будто вдавился в землю. Взметнулся мощный взрыв, в него вплелись вопли, а вслед за этим взрывом прогрохотал второй — такой же мощный: следующая машина наехала на мину.
— Огонь! — крикнул Барканов и начал бить из трофейного автомата по вражеским машинам.
Немцы выпрыгивали из кузовов. Многие падали, не успев укрыться в траве, но с задних машин уже ударили автоматы и пулеметы, а высадившаяся пехота плотной цепью, растекаясь веером по лугу, бежала в атаку.
Все повторилось: гранаты, выстрелы в упор, рукопашная. Немцы отступили. В овраг полетели снаряды и мины.
«Где же батальон? — прижимаясь к земле, спрашивал у самого себя Андрей. — Еще две такие атаки — и от заставы ничего не останется?»
Лейтенант подумал, что фашисты сразу же повторят атаку, но уже приближалась ночь, а признаков того, что готовится атака, не было.
«В темноте хотят, — решил Андрей. — Что ж, встретим». Сам он останется с пулеметчиками, а заставу отведет на опушку старшина. Знал, что комендант обязательно упрекнет его потом: «Командовать заставой начальнику положено, а не лихачить. А ты что, Андрей Герасимович?!», но знал и другое: здесь будет очень трудно. А если кто дрогнет, поплатится вся комендатура.
В овраг скатился посыльный от капитана Хохлачева. Колени, грудь и локти его были густо перепачканы зеленью.
— Товарищ лейтенант, комендант приказал имитировать отход, — доложил посыльный. — Разрешите возвратиться?
— Да. Передайте коменданту: я остаюсь здесь.
Подождав, пока связной выберется из оврага и уползет в траву, лейтенант созвал командиров отделений и старшину.
— Главное, чтобы враг поверил, — пояснил Барканов, — что мы отступаем. Маскировать отход обязательно. Но с умом, чтобы фашисты увидели, а обмана не заподозрили. Начало отхода через пять минут.