ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Марута Озолис вбежала во двор Залгалисов и остановилась удивленная: ставни закрыты, на дверях кладовых — замки.
«Уехали? Что ж тогда сени не закрыли? Да и отец говорит, что дома они».
Марута поднялась на крыльцо, решительно перешагнула порог и, немного привыкнув к полумраку узких длинных сеней, постучала пухлым кулачком в дверь.
— Тетя Паула, дядя Гунар, вы дома? Откройте!
Услышала приглушенный говор за дверью и еще больше удивилась: «Дома, а замкнулись» — и постучала в дверь настойчивей.
— Скорей, дядя Гунар. Откройте!
— Ты одна? — спросил Гунар.
— Вилнис идет сюда. Вилнис и его дружки.
Щелкнула задвижка, дверь отворилась, и Марута оказалась в темной комнате. Лишь через рассохшуюся ставню пробивалась единственная, узенькая, как лезвие ножа, полоска света. Марута стояла у порога, не решаясь сделать шаг вперед.
— Засвети лампу, Паула, — попросил жену Гунар, потом спросил: — Ты бежала?..
— Да, да! От самого магазина. Вилнис там разоряется: это, мол, мой дом. Кричит: пришло мое время, теперь я рассчитаюсь кое с кем за отца. Все, кричит, у меня в ногах ползать будете. А Залгалисы, кричит, в первую очередь поплатятся. Сегодня же изведем детей начальника заставы. Это он штыком ограждал власть голодранцев. Так и сказал. — Марута заплакала и сквозь слезы причитала: — А он меня сдобной булочкой называл. Он Раагу, а не Курземниек! Пусть теперь только тронет меня — по щекам отстегаю!
— Успокойся, дочка! Я уже не раз видел, когда спадают с людей маски. Так всегда, когда Родине тяжело. Враги правды и свободы в такое время всегда звереют. В такое время трудно верить даже тому, с кем делил корку хлеба и последний кусок рыбы…
— Какой уж была Мария, — в тон ему заговорила Паула, — трудно пришлось — детей бросила. Легковую, видишь ли, машину ей подавай, и только…
— Не болтай, Паула, — прервал ее Гунар. — Я же тебе говорил: нет в нашем поселке ничего, кроме грузовиков. Она знала об этом. Да ты что, забыла, какие слова говорил Эрземберг? Над простреленным буфетом кто причитал? Вместе же дырки конопатили. Ясно, Эрземберг приходил, чтобы убить детей.
— А председатель артели тоже выманивать приезжал? Почему ты ему не отдал? Он же хотел их увезти в Ригу.
— Может быть, Паула. Я не могу его ни в чем подозревать, но мы детей взяли у Марии и Андрея, им мы и должны их вернуть. Ты хочешь, чтобы в нас плевали честные люди? Залгалисы никогда не были подлецами.
— Я же не спорю. Мы ни за что детей не выгоним. Но почему Мария все же не приехала? За ней же послали машину.
— Эрземберга! Эрземберга послали! Как твоя голова это в толк не возьмет?!
Витя и Женя слушали возбужденную перепалку Залгалисов, пытаясь понять, о чем они спорят, но Женя, совсем не знавший по-латышски, только видел, что тетя Паула чем-то очень недовольна. Витя же, который знал немного латышских слов, улавливал смысл разговора, понимал, что эта тревога из-за них. Он даже с испугом думал, что сейчас им скажут, чтобы они уходили искать отца и мать. Но где они сейчас? Как их можно найти? Тоскливо сжималось сердце мальчика. Несмело подошел Витя к Пауле, прижался к ней и, удерживая слезы, проговорил умоляюще:
— Не выгоняйте нас, тетя Паула. Я буду для вас все делать: пол подметать, печку топить, дрова рубить…
— Глупый ты, глупый, — ласково ответила Паула уже по-русски и погладила его по головке. — Кто ж вас выгонит?
— Вот что, Виктор! Ты уже не такой маленький. Я в твои годы один выходил в море за рыбой. Ты тоже многое можешь сейчас понять. Нам будет трудно. Очень трудно. Может быть самое худшее. Только запомни одно: Залгалисы никогда не были подлецами. Запомни это. Твердо запомни, мальчик!
Женя, слушая Гунара, захныкал и прижался к нему:
— Мы не будем больше кататься на лодке? Да, дядя Гунар? Скажите, не будем?
— Подрастешь, пойдем ловить рыбу, — ответил Гунар и погладил мальчика по голове, — а пока научу тебя, как вязать сети. Чинить их научу. — И, не отпуская ребенка с рук, заговорил с Марутой: — Вот что, соседка, давай-ка побыстрей к Юлию Курземниеку. Расскажи ему все. Только задами иди. Не стоит тебе с Вилнисом встречаться. Беги, дочка. Беги. — Прикрыв за Марутой дверь, сказал жене: — Сегодня, Паула, станет ясно, кому открывать дверь. А сейчас давайте пить чай. Я только в сенях дверь запру.
Гунар вышел в сени и, взяв стоявший в темном углу толстый деревянный засов, протолкнул его через железные скобы. Подергал дверь, проверяя, надежно ли закрыта, и, пробормотав одобрительно: «Вот так-то верней будет», вернулся в комнату, где Паула уже накрывала на стол. Она старалась казаться спокойной, но движения ее были необычно скованны, посуду ставила она осторожно, чтобы не греметь.