А небо вдруг словно опрокинулось. Начался ливень. Через несколько минут пограничники промокли до нитки. Кони пошли тише, осторожней, напряженно ставили ноги на мокрые и ставшие скользкими камни.
Мыс наконец остался позади, дорога стала лучше, и кони пошли быстрей. Вот и село. Ветер здесь тоже свистел и выл, метался между домами, хлестал пригоршнями дождя лошадей и всадников. Лошади зарысили. Сами, без понукания. Предвидели, наверное, что скоро уже будет конюшня. Тихая, теплая, сухая.
У крыльца штаба капитан Жибрун первым спрыгнул с коня и приказал:
— Расседлать, обтереть хорошенько, задать овса. А тебя, лейтенант, прошу ко мне.
Встретивший их дежурный офицер доложил капитану Жибруну, что на участке комендатуры никаких происшествий не произошло, связь с кораблем есть, но Жибрун, как только вошел в кабинет, сам позвонил на пост и попросил прочитать поступившие радиограммы. Последняя особенно обнадеживала: «14.40. Вышли в океан. На борту все живы и здоровы». Записал ее на перекидном календаре, оторвал листок и подал лейтенанту:
— Прочти, Николай Остапович.
Лейтенант не сразу понял, что от него хотят. Он стоял у порога и бесцельно крутил в руках мокрую тяжелую фуражку, смотрел на капли, падавшие с фуражки и куртки на крашеный пол, и не видел этих капель. Думал о Вале.
— Прочитай, говорю, радиограмму, — повторил капитан Жибрун, и тогда только Ракитский подошел к столу и нерешительно протянул руку за листком. Он боялся читать, боялся увидеть сообщение о трагедии. А когда прочитал: «Все живы и здоровы», вздохнул облегченно.
— Будем надеяться на лучшее. Ученики Горчакова корабль ведут. А тот из любых передряг выходил целым и невредимым, — проговорил будто самому себе Жибрун и, помолчав немного, приказал: — Раздевайся. Доложишь, как дела на заставе.
Но лейтенант Ракитский не успел раздеться. В кабинет коменданта вошел дежурный и сообщил:
— Старшина с «Горячей» докладывает: японскую шхуну выбросило на берег. Экипаж, кто остался жив, разбежался по лесу, в глубь острова. Застава начала поиск. К берегу несет еще две шхуны.
— Понятно! Начальника штаба ко мне. Седлать коней мне и лейтенанту Ракитскому. С нами — десять человек. — Жибрун будто рубил фразы. — Выезд через пять минут. Действуйте. — Подождал, пока выйдет дежурный, сказал лейтенанту: — Видишь, Николай Остапович, как получается. Ни поговорить, ни просохнуть некогда.
Через пять минут, как и наметил капитан Жибрун, группа пограничников выехала из комендатуры. Комендант сразу пустил коня в галоп, и они понеслись по лесной дороге, разрывая дождевые потоки. А ветер обгонял их, пытаясь сорвать всадников с седел. Но чем дальше углублялись они в лес, тем заметнее обессиливал ветер, только деревья стонали и скрипели. Теперь лес, которым всего несколько часов назад восхищался Ракитский, — теперь тот же самый лес казался лейтенанту неуютным и страшным. Изогнутые, перекрученные стволы деревьев, особенно ближе к хребту, напоминали ему огромных кобр, готовых кинуться на жертву, или горбатых уродцев, жалобно стонущих под ударами ветра.
Чем выше всадники поднимались, тем чаще приходилось им объезжать вырванные с корнем деревья. Совсем недавно они весело тянули свои жесткие, обветренные ветви к солнцу, а теперь погибли.
«Вот так и Валя может погибнуть. Только ей тяжелей. Она с ужасом ждет гибели, понимая всю ее жестокую нелепость».
— Как думаешь поиск организовывать? — спросил капитан Жибрун, придержав коня и подождав, пока лейтенант с ним поравняется.
— Как? — переспросил Ракитский, которого вопрос застиг врасплох. — На месте решим.
— А может, нам всем туда и ехать не следует? Встречный поиск? А?
«Прав комендант, время сэкономим», — согласился лейтенант Ракитский. Он представил себе берег, то место, куда выбросило шхуну, и самый близкий путь от него к лесу. Он мысленно проследил самый вероятный путь движения экипажа шхуны и сказал:
— Вправо нужно, товарищ капитан. За озерами сразу. По распадку, полагаю, пойдут. Заросший он, магнолий густо стоят, есть где укрыться.
— Согласен. Бери людей. Как только перевалим к озерам — повод вправо, — ответил Жибрун. — Я сам — на заставу. Те две шхуны, должно быть, выкинуло уже.
Когда они спустились с перевала, дождь прошел. Ветер здесь стал тише. Пересекли поляну, оставляя кровавые следы от раздавленной голубики, и разъехались. Комендант со своим коноводом порысил по траве к заставе, а начальник заставы свернул в густой сосновый лес, грозно, предостерегающе шумевший. Стволы деревьев раскачивались, и бело-розовые гортензии вздрагивали, словно пугаясь чего-то, и, казалось, еще плотней прижимались к шершавым толстым узловатым стволам. Но лейтенант сейчас не замечал ничего этого, он беспрерывно думал о Вале, тревога за ее жизнь не покидала Ракитского ни на мгновение. Управлял же он лошадью, выбирая более удобный путь, то пускал коня рысью или галопом, то осаживал, искал следы, командовал людьми — словом, делал все, что положено делать во время поиска, машинально. Со стороны же казалось, что он сосредоточен только на одном: как быстрей разыскать скрывшийся в лесу экипаж погибшей шхуны.