— Не узнавали у синоптиков, почему не было штормового предупреждения?
— Было.
— Как было?! Почему не доложили?!
— Я… У меня…
В трубке замолчали. Молчал и полковник, ждал, что ответит Чупров, не понимая, почему всегда веселый, иногда даже не в меру — лейтенанту часто делали замечание старшие командиры за то, что шутил во время серьезного разговора на заседании или собрании, — всегда охотно выполняющий любое приказание и всегда честно признававший свою вину, если что-либо сделал не так, как нужно, — почему сейчас Чупров молчит. А в трубке молчали.
— Доложите начальнику штаба, что я снимаю вас с дежурства! Вышлите за мной машину и ждите меня! — Полковник бросил трубку.
Лейтенант все еще держал трубку: он еще не осознал значение сказанных полковником слов «снимаю с дежурства…». Мысли его были в небольшой комнатке, которую дали ему год назад, когда он женился; он еще раз перебирал в памяти вчерашний разговор со своей женой Лизой, смотрел на лежащий перед ним тетрадный листок. На этом листке черным карандашом крупно было написано: «Не ищи!»
Вчера Чупров пришел домой немного раньше обычного, чтобы успеть поужинать и отдохнуть перед дежурством. Лиза, с красными от слез глазами, молча протянула письмо из Кильдинки от матери. Не понимая, в чем дело, но сознавая, что случилось что-то непоправимое, Чупров стал читать, с трудом разбирая почерк: «Кланяюсь вам и сообщаю…» Лиза разрыдалась, он стал ее успокаивать. Выплакавшись, Лиза рассказала, что ее старшая сестра вместе с мужем не вернулась из Атлантики — несколько дней назад колхозный рыболовецкий тральщик разбился о скалы во время шторма. Лиза часто и очень много рассказывала о своей сестре, Чупров понимал, что она души в ней не чает; он хотел встретиться и познакомиться и с сестрой, и с мужем сестры, и хотя уже несколько раз после свадьбы он ездил в Кильдинку по делам службы, но не видел их — случалось так, что они были в это время в море.
Старуха мать, ласково гладя головку белокурой трехлетней девочки, вздыхала, вспоминая, как погиб в море ее муж, оставив двух дочерей сиротами, а ее вдовой, как было трудно воспитать и выучить их, и вот теперь снова приходится ждать, ждать дочь и зятя. Она радовалась за Лизу, что та учится в педагогическом техникуме и нашла себе хорошего мужа, но о старшей дочери говорила с гордостью — рыбачка, в отца пошла.
Предложение Лизы взять на воспитание дочь погибшей в море сестры было для Чупрова неожиданным. Лиза учится в техникуме, он — заочно в институте. Одна небольшая комнатка. Они не хотели иметь своего ребенка, пока не закончат учебу. И вдруг… Все это Чупров высказал жене, добавив, что пусть пока бабушка воспитывает девочку, а потом они удочерят ее и что, если нужно, они будут высылать ей деньги. Лиза вспылила, обозвала его эгоистом, сказала, что она не может дочь любимой сестры оставить у старой матери, которая уже сама нуждается в уходе, что он не понимает ее в не любит и что она не может жить с таким бездушным человеком. Он отстаивал свое мнение, и они поссорились, поссорились первый раз. Чупров ушел на дежурство, не поужинав, вместо обычного: «Счастливо», Лиза бросила: «Сама позабочусь о ребенке!»
И сразу, когда Лиза сказала эти слова, и потом, ночью, на дежурстве, он считал, что сказано это сгоряча, что утром он сумеет уговорить ее, они помирятся и больше никогда не будут ссориться; он обдумал весь предстоящий разговор и утром, как только доложил начальникам о том, что ночью на границе происшествий не случилось, пошел на квартиру, которая была в деревянном двухэтажном доме, стоящем на склоне сопки, сразу же за штабом.
Дверь была заперта. Решив, что Лиза ушла в магазин и скоро вернется, Чупров взял ключ, висевший в общей кухне на гвозде, и отпер дверь. В комнате все было так же, как вчера, позавчера, неделю назад: взбитые подушки на кровати с высокими никелированными спинками, стулья рядком у стены, книжный шкаф, стол, покрытый скатертью, на углах которой вышиты «крестом» розы. На середине стола лежал листок, придавленный черным, вынутым из его коробки «Тактика» карандашом.
Десятки раз Чупров перечитывал написанные Лизиной рукой слова, ругал, проклинал себя; он теперь был согласен взять к себе не только ребенка, но и мать Лизы, хотя об этом не было речи, звонил в порт, в больницы, в милицию, рассказывал приметы жены, просил узнать, где она и что с ней. Когда его помощник — сержант Потороко принял сообщение синоптиков и начал читать это сообщение Чупрову: «Ветер северный 10—12 метров в секунду, заряды…» — Чупров машинально, думая о том, куда еще можно позвонить, чтобы узнать, где Лиза, приказал передать предупреждение на заставы и сразу же забыл об этом. Он звонил, описывал приметы, просил и вспомнил о штормовом предупреждении только тогда, когда о нем спросил у него полковник.