— Давно жду тебя, пулеметчик. Давно. Сидели, видать. «Уровские волны» — штука такая. А мне зам вот так нужен. — Он приставил к длинной худой шее ребро ладони. — Заходи, пулеметчик, заходи.
Лейтенанта удивило такое обращение: «пулеметчик», но он подумал, что это, видно, привычка майора. И не ошибся. Действительно, начальник заставы называл всех солдат пулеметчиками.
Они вошли в канцелярию. Небольшая комната: три стола, один из них, начальника заставы, покрыт зеленым сукном; старенький шкаф, набитый уставами, инструкциями, пособиями; приемник на столике, напоминающем журнальный; большой сейф в углу, справа от стола начальника заставы; слева от стола на таком же, как под приемником, столике — шахматная доска с расставленными фигурами. Майор, перехватив взгляд Малькова, спросил:
— Играешь в шахматы?
— Немного.
— Ничего, будешь хорошо играть. В домино я не любитель, а в шахматы поиграем. Давай знакомиться. Майор Копытин. Нас здесь три, считай, однофамильца. Сосед мой справа — Конев, левый — Кобылин. Весь округ о нас знает. Люди говорят — знаменитые мы. Да тебе старшина в гостинице успел, видно, рассказать.
— Нет, я там всего несколько минут был.
— Жаль. А то имел бы представление, к кому едешь. Ну ничего, пулеметчик, — узнаешь.
Мальков слушал начальника заставы, смотрел на него. Майор чем-то напоминал Малькову его отца: так же высок и худ, та же фуражка, та же гимнастерка, только вместо петлиц погоны. А глаза с хитринкой, веселые глаза. Интересно Малькову, чем знамениты эти три начальника заставы. Должно быть, солдаты у них учатся и несут службу отлично? Или больше всех задержали нарушителей?
И то и другое. Где самые лихие конники — у трех соседей; где отличные стрелки — у них же; кто хлебосольней всех встречает гостей — Кобылин, Конев, Копытин; от кого чаще уезжают заместители командовать заставами — от них. Но не только потому шла молва о них: три майора часто подшучивали друг над другом, и об этих шутках рассказывали все, преувеличивая факты, вкладывая в них свою фантазию.
Приехал однажды на заставу майора Кобылина ветврач из округа и назначил в тот же день выводку лошадей. Разве успеешь всех коней за два часа вычистить и вымыть? Кобылин решает: подготовить к выводке шесть-семь коней и поочередно показывать их. Авось пронесет, тем более что кони на заставе одной масти, белые.
Пронесло. Покажут, заведут в конюшню, седло другое — и снова ветеринару. Застава получила за выводку отличную оценку. Ветврач поехал на заставу Копытина. Кобылин звонит ему.
— Лошадей готовь к выводке.
— А ты как?
— Отлично.
— Ого!
— Я ему шесть коней показал.
У Копытина кони разной масти: вороные, буланые, гнедые — на них каждая пылинка видна. Еле-еле на тройку вывели коней. Ветврач и говорит: «Учись у соседа, как содержать лошадей…»
— А он вас обманул, — перебил его Копытин и, постукивая стеком о голенище, передал врачу телефонный разговор.
Ветврач в машину — и назад, а Копытин за трубку:
— Тройку получил.
— Эх, ты!
— Не радуйся, у тебя двойка будет. Обратно к тебе возвращается.
Ни Копытин, ни Конев, ни Кобылин никогда ничего о своих шутках не говорили. Может, не хотели, может, все было совсем иначе. Не командовать бы Кобылину заставой, если бы ветврач доложил об обмане. Три соседа слухов, однако, никогда не опровергали — нравилось им, видно, что ходит о них молва по всей границе.
Узнал об этом Мальков потом, а пока на все вопросы майора отвечал коротко, боясь сказать что-либо не так.
— Что ты, как провинившийся солдат: «да», «нет», «так точно». Давай о себе поподробней, — попросил майор и, подтолкнув стеком козырек фуражки вверх, сел за стол.
Лейтенант начал рассказывать о своем детстве, о своей мечте, вначале скупо, но потом перестал сдерживать себя и даже показал фотокарточку отца. Начальник заставы слушал не перебивая, а когда лейтенант закончил, проговорил убедительно:
— Хорошо, что на заставу приехал. Люда — не машины. Живая работа. Да и граница скучать не даст. Пограничником станешь, не беспокойся. Не сразу, конечно. А сейчас ко мне, на ужин.
Проснулся лейтенант поздно и, одевшись, вышел на крыльцо.
Впереди, километрах в трех, темнела полоса невысокого кустарника, за кустарником — широкая река. По ней проходит граница. Перед рекой — несколько небольших озер с высокой травой по берегам. Справа и слева — зеленые сопки, невысокие, похожие друг на друга. Этот однообразный пейзаж из сопок нарушали лишь пограничные вышки. Тихо, ни души. «Граница — не Невский проспект», — вспомнил лейтенант слова шофера, его рассказ об уровской болезни — и к сердцу непрошено подобралась тоска.