Слобожанов успокоился, но когда мы выехали на бетонку, главную кольцевую магистраль Герат — Шинданд — Кандагар — Газни — Кабул — Пули-Хумри — Мазари-Шариф, протянувшуюся через большинство провинций Афганистана, и, выдерживая дистанцию, двинули в сторону города Мукур, я бросил взгляд на майора и увидел, как побледнело его лицо при виде сожжённой техники, стоящей вдоль нашего пути.
Двигаясь со скоростью сорок километров в час, мы спокойно проехали через кишлак Шахджой и уже через полтора часа были в Мукуре. Только один раз за всё время пути я напрягся, когда услышал «фьють» просвистевшей возле меня одиночной пули. И поскольку продолжения не последовало, я решил не открывать ответный огонь, да и из-за одиночного выстрела, остановившего колонну, ничего кроме мата мне ждать от Горошко было нельзя.
Мукур по меркам Афганистана был не маленьким городком и являлся центром одноименного района на юго-западе провинции Газни.
Весной он утопал в зелени, но летом она выгорала от палящего солнца, и к осени только отдельные участки, имеющие доступ к воде, оставались такими.
Вездесущую детвору не пугала проезжающая мимо боевая техника, и они стояли вдоль дороги, выпрашивая какое-нибудь угощение и крича в след машинам:
— Шурави, бакшиш!
И наши бойцы бросали им еду из своих сухих пайков.
Афганская детвора у обочины дороги.
На окраине города капитан Горошко остановил колонну и приказал оборудовать временную стоянку. Пока мы оборудовали позиции, к нам из отряда прилетели сквозным досмотром вертолёты и, забрав замполита, улетели обратно. Как я узнал позже, за «подвиг», который замполит совершил, проехавшись в нашей колонне, он был представлен к ордену Красная звезда…
Выставив охранение, ротный захватил меня с Антоновым и направился в штаб 7-я пехотной дивизии афганской армии, который располагался здесь.
При штабе были наши советские советники (мушаверы), и неожиданно для себя я встретил своего однокурсника Сашку Коршунова, того парнишку, которого я опекал в институте от особо надоедливых сокурсников. Саша получил направления в десятое управление и оттуда попал переводчиком к мушаверам.
Не вдаваясь в подробности, Горошко поставил в известность командование афганцев о проводимой нами операции и согласовал наше взаимодействие на случай обострения ситуации, а потом нас пригласили на дружеское застолье, которое закончилось глубокой ночью.
Сашка предложил мне переночевать в его доме, и, спросив разрешение у ротного, я воспользовался гостеприимством своего товарища.
Комнатка была совсем крохотной, метра два шириной и два с половиной длиной. Маленькая форточка заменяла окно и располагалась почти под самым потолком. Из мебели стоял грубо сколоченный из досок стол, разместившийся под форточкой, на котором стоял здоровенный японский двухкассетный магнитофон Sharp, а у противоположной стены был топчан, заправленный верблюжьим одеялом. Вместо табуреток использовались те же артиллерийские ящики из которых был сколочен стол.
— Рассказывай, — Саша, худощавый светловолосый парнишка одного роста со мной, странно смотрелся в афганской форме, которая мешком висела на нём. Зато глаза его неожиданно повзрослели. Из них исчезла вечная Сашкина любознательность и появилась настороженность, напряжённость, свойственная людям на войне. Он налил мне настоящий шотландский виски, и, подняв стаканы, мы с ним чокнулись и выпили за встречу.
— Как видишь, попал в спецназ. Немного перевожу, но в основном хожу по горам и сижу в засадах. Из наших у нас в отряде ещё Костя Стрелов и Серёга Голубицкий. Они, как и я, в отряде находятся редко, постоянно на выходах. Ты как?
— Достало всё. Не знаешь, чего ждать от этих зелёных. Сегодня они тебе улыбаются, а завтра глотку перережут! Сплю одним глазом. Афганцев по кишлакам набрали силком в армию, так каждый день одного-двух недосчитываемся. Дезертируют. Не хотят воевать. Тем более что почти у всех родственники в моджахедах. Я себя спокойно только на боевых чувствую, там хоть меньше шансов, что из-за угла кинжал воткнут. Правда, денег нам побольше платят, чем вам. У тебя сколько зарплата?
— Я, как мамлей, триста семнадцать чеков получаю, ну и в Союзе на книжку каждый месяц двести пятьдесят рублей начисляют.
— О, как! Нет, брат, за такие деньги воевать стрёмно! Мне в десятке (десятое управление Министерства обороны СССР, по которому проходили советники), каждый месяц по тысяче семьсот чеков отгружают, плюс те же двести пятьдесят рэ.