После его ухода Трейси закрыла двери на балкон на защелку. Она перепечатывала страницы, написанные Рэдберном, и время от времени с беспокойством поглядывала на открытую входную дверь. Однажды она перестала печатать на несколько секунд, и ей показалось, что в салоне слышатся тихие шаги. Трейси быстро подошла к двери и выглянула из кабинета, но никого не увидела.
Наконец Трейси закончила печатать и вернулась к себе. Она была рада компании Ясемин, которая юркнула в комнату. Трейси знала теперь, что всем обитателям дома, за исключением Майлса, известно, кто она такая, и поэтому чувствовала себя намного более одинокой, чем раньше, и вдвойне более уязвимой. У любого обитателя дома могла возникнуть мысль, что Трейси Хаббард приехала сюда только потому, что Анабель что-то ей рассказала, что она идет по каком-то горячему следу. Они не могли знать, как мало информации сообщила ей Анабель, чтобы попытаться во всем разобраться. Только упоминание о черном янтаре, какой-то тайне и полный отчаяния крик Анабель. «Я не хочу умирать!» – крикнула она в трубку… и отправилась на Босфор в лодке, зная, что не справится с течением.
К этому времени Ясемин уже привыкла к ней. Она позволяла гладить и ласкать себя и в конце концов устроилась подремать на коленях у Трейси, как бы предлагая вариант дружбы. Они тихо сидели вдвоем до тех пор, пока Халида не принесла поднос с ужином и запиской от Нарсэл.
Нарсэл писала, что Мюрат заработался допоздна в своей лаборатории и будет ужинать там. Поэтому она предложила Трейси поужинать пораньше в своей комнате. В девять часов начнется званый ужин у Сильваны, и слуги будут заняты. Нарсэл поговорила с братом, и он согласился встретиться с Трейси в полдевятого. Она должна будет прийти в жилые помещения, которые разделяли брат и сестра Эримы. Он будет ждать ее там.
Трейси была рада, что не увидит за ужином доктора Эрима. Так что теперь на какое-то время ей необходимо прогнать страх перед этой встречей и найти способ как-то скоротать время.
Они с Ясемин вновь поужинали вместе. После ужина Трейси взяла одну из книг, которые прислал Майлс, и принялась читать об Оттоманской империи, о легендах и скандалах, которыми были наполнены те дни. Ей на глаза попалась довольно неприятная история, которую Нарсэл рассказала во время первой переправы через Босфор на пароме: о женщинах из гарема, которых топили в Босфоре у Сераглио, когда они надоедали или попадали в немилость к правящему султану. В истории остался один султан, который отличился, полностью обновив таким способом свой гарем. Он приказал зашить сто наложниц в мешки, привязать к мешкам камни и кинуть женщин в Босфор. Позже какой-то ныряльщик нашел в том месте трупы ста женщин, словно стоящих на дне в облепивших их тела мешках. Колыхались их длинные волосы, казалось, они танцевали какой-то жуткий танец.
Этот рассказ подействовал на Трейси ужасно, и она задрожала от страха в комнате, окна которой выходили на Босфор. Когда стемнело, девушка вновь вышла на балкон, чтобы полюбоваться ночным пейзажем. Она напомнила себе, что времена Оттоманской Порты давно прошли и что Стамбул сейчас не более опасный и неприятный город, чем любой другой из известных ей.
По темным водам скользили рыбацкие лодки, светились огни, которые, по рассказам Нарсэл, должны были привлечь рыбу. Над водой отчетливо разносились голоса, время от времени к ночным звукам прибавлялся гудок парохода. На противоположном берегу темнели башни одинокой громады Румели Хизара на фоне вечернего неба.
Трейси не покидали мысли об Анабель, хотя она и понимала, что лучше бы ей сейчас хотя бы на время забыть о ней.
Она даже обрадовалась, когда подошло время встречи с доктором Эримом. Сейчас любое действие радовало ее. Она расчесала волосы до блеска и подкрасила губы губной помадой. Потом сделала последний штрих к своему вечернему туалету и надела клипсы с синими камнями, подарок Нарсэл. Чтобы понравиться Мюрату? – с усмешкой спросила себя Трейси. Или просто для того, чтобы защититься от дурного глаза?
Брат Нарсэл ждал ее в их общей гостиной. Когда он открыл дверь, Трейси заметила, что он разложил большую часть своей коллекции на поверхности резного стола из черного дерева. Мюрат держал в руках маленькую японскую глазурованную чашку. Он вертел ее в пальцах и гладил, как четки. Трейси заметила в нем типичную для жителей Востока любовь к неодушевленным предметам, которая удовлетворялась не столько разглядыванием их, но главным образом дотрагиванием.
Когда Мюрат Эрим пригласил ее в комнату, Трейси обратила внимание на то, что его настроение улучшилось по сравнению с тем, каким он было за завтраком. Сейчас на его смуглом лице читалась какая-то мягкая, почти трогательная печаль. Она вновь отметила про себя, что он очень недурен собой, прекрасно двигается… ценит и понимает женщин.
– Прежде всего… я должен извиниться, – начал Мюрат. – Сегодня утром у меня было очень плохое настроение и, боюсь, я вел себя грубо с вами.
– У вас были все основания сердиться, – откровенно призналась Трейси. – Я вела себя глупо.
Доктор придвинул ей стул и положил на него подушки. Когда Трейси села, он сказал:
– Вы вольны вести себя так, как считаете нужным. Но мне очень не нравится, что вас привез сюда Рэдберн, прекрасно зная, что вы сестра Анабель, и скрыл этот факт от нас.
– О нет! – быстро покачала головой Трейси. – Мистер Рэдберн ничего об этом не знает. Поэтому я и решила попросить вас ничего не говорить ему.
Мюрат Эрим молчал, пристально глядя на маленькую чашку, которую держал в руках, потом поставил ее на столик рядом с маленьким латунным Буддой.
– Этот вопрос требует некоторого обсуждения, – наконец ответил он. – Я хотел бы разобраться в этом деле. В нем для меня много еще неясного и непонятного.
– Я не уверена, что смогу все объяснить, – призналась Трейси. – Боюсь, я действовала чаще всего импульсивно. Когда появился шанс поехать в Турцию, я побоялась сказать мистеру Хорнрайту, что была сестрой жены Майлса Рэдберна. Он мог бы подумать, что я, вместо того чтобы ускорить работу над книгой, буду тормозить ее.
Мюрат серьезно кивнул, наблюдая за Трейси со смущающей пристальностью. Неожиданно он встал и подвинул торшер ближе так, чтобы свет падал на ее лицо. Как на допросе, мрачно подумала Трейси! Его следующие слова удивили ее.
– Нет… не могу найти в вашем лице ничего общего между вами и Анабель. Вы абсолютно не похожи на нее.
– Все правильно, мы с Анабель абсолютно не похожи, – согласилась Трейси. – Людей это постоянно удивляло. А мне всегда хотелось быть похожей на нее. Я никогда не встречала девушки прекраснее Анабель.
Мюрат Эрим не стал ни отрицать ее слов, ни как-то корректировать их, он сделал самое неожиданное – широко улыбнулся.
– Я могу понять, как трудно любой девушке сравнивать себя с Анабель. Но, мне кажется, вам не стоит и пытаться это делать, вы очень привлекательны, особенно когда выглядите женственно, а эти клипсы, которые на вас сегодня, придают вам милую женственность.
Разговор принял столь неожиданный для Трейси оборот, что она застыла в изумлении.
И вновь мягкая улыбка Мюрата Эрима как бы приподняла завесу печали, которая окружила его этим вечером.
– Вас удивляет, что я сказал вам комплимент? Но почему? Я просто говорю, что думаю. Но позвольте все же дать вам один совет: по-моему, вам следует быть раскованнее и, может, немного более модно одеваться.
– Я все равно никогда не смогу быть такой, как Анабель, – возразила Трейси.
– Да это и не нужно. Надеюсь, вы извините меня за то, что я позволил себе судить вслух о вашей внешности, но, поверьте, я сделал это только потому, что желаю вам добра. Нарсэл может многому вас научить в этом отношении.
Трейси вспомнила, как Майлс сдернул с нее клипсы, потому что считал, что они не идут ей, и это воспоминание вызвало у нее улыбку. Она больше не сердилась на него за это. Трейси просто показалось смешным, что в один и тот же день двое мужчин отнеслись абсолютно противоположно к танцующим синим клипсам.