При виде четок из черного янтаря Нарсэл задрожала и в суеверном страхе отказалась дотрагиваться до них. Трейси показалось, что четки напугали ее больше, чем слова в книге.
– Все как раньше, – прошептала турчанка. – Четки из черного янтаря ваша сестра называла «черным предупреждением». И вот они появились опять. Кто-то желает вам зла. Кто-то хочет, чтобы вы уехали.
– Я начала подозревать это, – кивнула Трейси. – Я даже вижу связь между тем, что написано в книге, и тем, что случилось с Ясемин. Мне даже сейчас кажется, что следующей жертвой, если следовать логике событий, могу оказаться я сама.
Нарсэл уставилась на нее, испуганно открыв рот.
– Но вы же не хотите сказать…
– Конечно, хочу! Я… в мешке с камнями, завязанном у горла. Кто-то грозит мне такой ужасной смертью! Только со мной все окажется намного сложнее, потому что я не сдамся и буду бороться за свою жизнь.
Нарсэл опустила голову и закрыла лицо руками.
– Вы должны немедленно уехать отсюда, покинуть Стамбул.
– Кто, по-вашему, скрывается за всем этим? – упрямо стояла на своем Трейси. – Не ваш братец, случайно, выкидывает эти кошмарные фокусы? Или, может, это Ахмет? Или Сильвана? Или, наконец, вы сами?
Нарсэл произнесла, не поднимая головы:
– Лучше бы вам больше не рисковать и не дразнить обитателей этого дома.
– Не беспокойтесь, – успокоила ее Трейси. – Я уже собрала вещи и готова уехать. Я запрусь на ночь в комнате, а завтра утром Майлс отвезет меня в аэропорт.
– Да, так будет лучше для всех, – тихо прошептала Нарсэл, выпрямилась и убрала руки от лица.
Трейси с любопытством смотрела на девушку.
– Неужели вы никогда ни в чем не вините себя, Нарсэл? Неужели вас никогда не терзают угрызения совести за то, что произошло с Анабель, или за то, что может произойти со мной?
– Я… я не понимаю вас, – запинаясь, пробормотала Нарсэл.
Трейси безжалостно продолжила:
– Я уже говорила вам об этом, но сейчас повторю еще раз, и, извините, в более сильных выражениях. Вы позволили своему брату помыкать собой. Вы боитесь поднять голову и посмотреть в глаза Сильване, когда та сердится. Стоит ей чего-то захотеть, и вы мчитесь выполнять ее поручения. Я почти уверена, что вы делаете то, что вам велит Хасан… ну, может, за исключением тех случаев, когда не сомневаетесь, что он ни о чем не узнает. Вам не по душе Майлс Рэдберн, и все же вы ни разу не сказали ему об этом в глаза. Вы даже мне боитесь возразить.
На лице Нарсэл застыл ужас.
– Вы ничего не понимаете! – обиженно воскликнула она. – Я была вашей подругой… так же, как и подругой Анабель, а вы не…
– Но вы никогда не были настоящей подругой ни мне, ни Анабель. Может, если бы вы были хоть чуточку храбрее, Анабель осталась бы в живых, и со мной не произошло ничего страшного.
Нарсэл вскочила со стула и бросилась к двери.
– Вы не понимаете!.. Я не могу говорить… не могу, чтобы ничего не испортить! Но скоро, очень скоро все это закончится! Это я точно знаю. Может быть, даже завтра. Однако вам лучше не оставаться здесь до этого конца. Вы не имеете ко всему этому никакого отношения. Это не ваше дело!
– Вы забыли, – покачала головой Трейси, – что я сестра Анабель, и то, что происходит в вашем доме, с самого начала было моим делом.
Нарсэл распахнула дверь и выскочила из комнаты. Трейси заперла за ней дверь и вновь села на стул.
Этот разговор отнял у нее последние силы. Она почувствовала вялость и сонливость уже через несколько минут после ухода Нарсэл. Трейси понимала, что имеет меньше всего прав насмехаться над Нарсэл и ругать за то, что та ничего не делает, потому что была сама виновата в этом.
О Господи, ну где же Майлс? Почему он так долго не возвращается?
Трейси попыталась скоротать время за книгой, но так и не смогла сосредоточиться на чтении. На каждой странице ей мерещился отрывок, повествующий об утопленных в мешках с привязанными камнями женщинами, вновь и вновь у нее перед глазами появлялось застывшее в напряженной позе мокрое тельце белой кошки. Время от времени Трейси вскакивала со стула и принималась бегать по комнате Анабель. Она смотрела в зеркало Анабель на свое бледное лицо… и ждала Майлса Рэдберна.
Трейси решила не раздеваться и не ложиться спать, но в час ночи все-таки легла одетая, укрылась одеялом и незаметно уснула. Она спала до тех пор, пока в ее дверь тихо не постучали. На столике горела лампа, часы показывали половину четвертого утра. Трейси вскочила с кровати и подбежала к двери.
– Это Майлс, – тихо произнес голос за дверью. Трейси открыла дверь, и ее мгновенно окатила волна облегчения, не имеющая ничего общего с рассудком и логикой. Сейчас Трейси было безразлично даже то, что это он доставал Анабель наркотики, что это он нарисовал ужасное отражение Сильваны в самоваре. Сейчас все потеряло значение, за исключением того, что он был здесь, и она любила его и верила в него всем сердцем. Но когда Трейси обняла его, Майлс устало улыбнулся и освободился от ее объятий.
– Я не приходил так долго специально, чтобы они перестали ждать меня. Если кто-то и продолжает еще следить, то ждет появления моей машины, а я оставил машину на противоположном берегу и переправился на маленькой лодке. Быстро уходим из дома… я отвезу вас на тот берег.
– Я готова, – сказала Трейси. – Я давно жду вас. Рэдберн взял ее чемодан. В доме царила тишина, если не считать обычных звуков ночи – тихих шорохов и окриков. Они начали осторожно спускаться. Ни на лестнице, ни в мраморном коридоре их никто не поджидал. На причале Майлс помог Трейси сесть в лодку и сел вслед за ней. Сначала лодочник использовал весла, энергично гребя против течения. Ночь не была абсолютно темной. Над крепостью Румели Хизар повис широкий полумесяц луны, освещая башни и рисуя на воде лунную дорожку. Лодочник греб к крепости и не заводил мотора до тех пор, пока они не отдалились от берега на безопасное расстояние. Звук мотора их лодки быстро затерялся среди гомона моторов других рыбацких лодок и ночных звуков Босфора.
Их лодка двигалась по диагонали к противоположному берегу.
17
Там, у широкого каменного причала, их ждала машина Майлса. Пока он расплачивался с лодочником, Трейси оглянулась. В яли горел свет, а когда они уезжали, в доме было темно. Рядом с причалом тоже мелькал свет, и ей показалось, что на воду спускают лодку. Трейси дотронулась до руки Майлса.
Он тоже посмотрел на другой берег.
– Наконец кто-то спохватился. Давайте поторапливаться. Во всяком случае, у нас неплохая фора по времени.
Они сели в машину. Рэдберн развернулся, выехал на дорогу и направился по почти пустынной трассе, которую хорошо знал, в сторону Стамбула. Скоро Босфор остался позади.
– Куда мы едем? – спросила Трейси.
– В аэропорт, – кратко ответил Майлс.
– А как же с вашей рукописью? Бумагами?
– Я остаюсь, – объяснил он. – Я только посажу вас на первый попавшийся самолет… все равно, куда он будет лететь, лишь бы отсюда… и потом вернусь.
– Я не полечу, – упрямо покачала головой Трейси. – Я не полечу одна.
Лицо Майлса Рэдберна было угрюмым. Он не сводил взгляда с дороги, которую освещали фары его машины.
– Полетите! У вас нет выбора. Неужели вы думаете, что мне хочется, чтобы вы закончили свою жизнь так же, как Ясемин? Вы знаете чересчур много, и поэтому здесь вам постоянно будет угрожать опасность.
– Много, но все же недостаточно! – сердито воскликнула Трейси. – Я не уеду, не оставлю вас одного. Разве вы не видите, что и вам угрожает не менее серьезная опасность?
Майлс накрыл ее ладонь своей.
– Тихо. Успокойтесь и выслушайте меня. Я хочу рассказать вам о вашей сестре.
Трейси сползла вниз по сиденью и закрыла глаза. Она не знала, что ее ждет и понравится ли ей то, что она услышит, но она не может больше отворачиваться от правды.
Майлс начал свой рассказ бесстрастным тоном, и по мере того, как в этом рассказе появлялись все новые подробности, перед ней начали появляться таинственные зеленые глаза сестры, искоса глядящие на мир.
– Я познакомился с Анабель во время работы над картиной, она позировала мне, – рассказывал Майлс Рэдберн. – Странности и противоречия ее натуры, ее непосредственность очаровали меня, и я попытался запечатлеть их на холсте. Пока я рисовал ее, она рассказывала мне о своих друзьях и жизни в Нью-Йорке.