Сильвана протестующе вскрикнула, но Мюрат жестом заставил ее замолчать.
– Вчера ночью, когда я пришел к Ахмету-эффенди, ящик был уже пуст. Я послал Ахмета в дом, а сам тем временем проверил все. В яли Ахмет-эффенди попытался взять кое-что из товаров, которые Сильвана собиралась отправить в Америку. Он хотел посмотреть, не спрятан ли в них героин. Он также захватил рисунок со старинной турецкой каллиграфией, в котором было зашифровано послание. Конечно, мистер Рэдберн рассердился, когда увидел, что пытается сделать Ахмет-эффенди. Может, вы, мисс Хаббард, помогаете этим двум людям… может, вас используют так же, как использовали вашу сестру?
– Но ведь это все просто смешно! – вскричала Трейси.
Мюрат продолжил, будто не слышал ее выкрика:
– Теперь вы видите, что мне все известно. Ахмет, Хасан, Нарсэл и я, мы вчетвером действовали совместно, чтобы разоблачить эту женщину и ее сообщников. И вот настало время положить конец преступлениям, которые они творили в этом доме.
Сильвана начала подниматься с дивана, но Хасан подошел к ней и довольно грубо толкнул обратно. Он все время проявлял повышенную активность, очевидно желая вернуть расположение и доверие Мюрата Эрима. Ахмет-эффенди тотчас же по-турецки упрекнул сына. Не обращая внимания на неудовольствие Мюрата, старик сам подошел к Сильване и почтительно обратился к ней, стараясь успокоить. Он не забыл, что она была любимой женой господина, которому он был так предан.
Мюрат раздраженно вздрогнул, но не остановил пожилого дворецкого.
– Мне кажется, вы упустили один момент, доктор Эрим, – спокойно заметил Майлс, который взял себя в руки. – У нас с вами, похоже, была одна цель, хотя мы и не понимали этого. Вы никогда не задумывались над тем, зачем я остался здесь после смерти своей жены? Неужели вам никогда не приходило в голову, что я остался здесь для того, чтобы узнать правду?
Мюрат бросил на него победоносный взгляд. Он специально спровоцировал Майлса на этот вопрос, подумала Трейси с растущим ужасом, спровоцировал злобными словами против Анабель, которую Мюрат сам какое-то время любил. Трейси понимала, что Мюрату могло быть, в общем-то, безразлично, участвовал ли Майлс в контрабанде наркотиков или не участвовал. Главное для него было причинить вред Рэдберну.
– Тихо! – остановил он Майлса. – Я больше не желаю слушать ваших лживых оправданий! Как только я закончу с Сильваной, наступит и ваша очередь, мой друг. А пока вы отправитесь в одну из пустых комнат на этом этаже и останетесь там. Хасан-эффенди… охраняй его как следует!
К ужасу Трейси, Мюрат Эрим достал из кармана куртки пистолет и протянул Хасану. Молодой человек с довольным видом взял оружие и жестом приказал Майлсу выйти из комнаты.
Мюрат не стал дожидаться, когда они уйдут. Он немедленно повернулся к сестре.
– Документы, которые должна подписать Сильвана, готовы?
Нарсэл взяла с коленей папку с бумагами. Глаза Сильваны оставались пустыми, они странно блестели, будто она не совсем понимала, что происходит. Ее пальцы не смогли удержать ручку, которую Мюрат попытался сунуть ей в руку. Ахмет и Нарсэл молча наблюдали. На какое-то время все, казалось, забыли о Трейси Хаббард.
А Трейси все это время стояла около двери. Она выскользнула из комнаты вслед за Хасаном и Майлсом. Девушка видела, как Майлс и Хасан прошли через салон и как Хасан завел Майлса в пустую комнату. Сын Ахмета-эффенди остался стоять у двери с пистолетом в руке, повернувшись спиной к Трейси.
Трейси бегом спустилась по лестнице, пробежала мимо испуганной Халиды и выскочила в сад. Она не знала, что делать дальше… Ей только хотелось убежать, пока никто не вспомнил о ней и пока ее тоже не заперли в какой-нибудь пустой комнате.
Увидев знакомую тропинку, девушка побежала мимо деревьев, на которых уже начали распускаться первые листья. Она выбежала через боковые ворота на дорогу, но направилась не к развалинам дворца султанши Валиды, а в противоположном направлении – в деревню. Там она надеялась найти помощь. Может, удастся отыскать телефон и позвонить в Стамбул… или хотя бы в местную полицию.
Обдумывая на бегу план действий, Трейси быстро поняла всю их бессильность. Незнание турецкого языка было непреодолимым препятствием. Она не получит в деревне помощи, потому что никто просто не поймет ее.
Кроме того, она не знала, не оставил ли Мюрат про запас еще какое-нибудь доказательство вины Сильваны. Не знала она, и как далеко он может зайти, чтобы обеспечить молчание Майлса. В его словах, вне всяких сомнений, крылась угроза. Для всех них ставки в этой игре были чрезвычайно высоки. Эримы очень хотели избавиться от Сильваны и завладеть состоянием старшего брата. Все они, даже Хасан-эффенди, на образование которого не нашлось денег после смерти старшего Эрима, получали выгоду от удаления Сильваны. При других обстоятельствах Нарсэл могла бы стать союзницей, к которой Трейси могла обратиться за помощью, но сейчас она, несомненно, сделает то, что ей прикажут брат, Ахмет и Хасан. К тому же Нарсэл тоже могла получить немало после того, как Сильвана покинет дом. Еще вчера Трейси дразнила и насмехалась над ней, желая заставить действовать, потому что верила, что для этого нужен только толчок, но сейчас эта надежда полностью угасла.
Только Трейси Хаббард могла сейчас остановить то, что происходило, но она абсолютно не знала, что делать.
Чем больше Трейси вспоминала подробности разыгравшейся сцены, тем сильнее сомневалась в вине Сильваны Эрим. Она быстро шла по дороге и снова и снова прокручивала эту сцену в уме, как фильм, который можно было по желанию вернуть в нужное место и прокрутить пленку столько раз, сколько хочется. Интуиция подсказывала ей, что в этом фильме что-то было не в порядке и со звуком, и с изображением. Постепенно интуитивное ощущение перешло в уверенность. Все было фальшиво! И не только потому, что Мюрат несправедливо обвинил Майлса вместе с Сильваной… Не хватало какого-то важного звена в логической цепи объяснения преступных целей Сильваны. Сильвана была неподдельно шокирована обвинением.
И было, как ни странно, что-то очень жестокое в опущенных глазах Нарсэл и ее неловкости и, несомненно, в победном гневе Мюрата. Однако за всем этим она не видела лица зла. Того лица, которое Майлс изобразил в отражении самовара.
Трейси наконец добралась до деревни, расположенной на самом берегу Босфора. Наверное, сегодня был базарный день. На многочисленных лотках продавались фрукты и овощи, одежда и множество других товаров. Девушка шла по главной улице, а ее наперебой зазывали продавцы, громко расхваливавшие свои товары. В другой день она бы обязательно остановилась, но сейчас ей было не до этого. В спешке девушка в конце концов чуть не наступила на одну из бездомных кошек, которые в несметном количестве наводняют улицы турецких деревень и городов. Кошка сердито зашипела и отпрыгнула в сторону.
Выбравшись наконец с оживленного базара, Трейси нашла невысокую каменную стену, на которой можно было спокойно посидеть и погреться на солнышке. Необходимо что-то делать. После того, что она видела в киоске, Трейси уже не верила в вину Сильваны. Она вспомнила почтительность и мягкость, с которыми разговаривал с Сильваной Ахмет-эффенди, и поняла, что он тоже сомневается в ее вине. Теперь ей стало ясно и то, что Майлс нарисовал вовсе не Сильвану, а некий символ преступного зла, но Сильвана не могла олицетворять это зло.
Тогда чье же лицо скрывается за маской? Кто так жестоко и цинично заставил Анабель вернуться к наркотикам, кто автор этих злых шуток, запугивавший ее и в конце концов подтолкнувший к самоубийству? Трейси пока не могла разглядеть это лицо. Маска по-прежнему была на месте, а лицо за ней оставалось невидимым. Но не может быть, чтобы не существовало способа сорвать маску и открыть правду! Как… как это сделать?
Неожиданно рядом раздалось негромкое жалобное мяуканье, и Трейси испуганно повернулась. Белая кошка запрыгнула на стену и вопросительно посмотрела на нее. Она была очень похожа на бедную Ясемин, хотя, пожалуй, чуть покрупнее и не такая ухоженная. Зато той же породы, и глаза у нее были такими же зелеными, как глаза кошки Анабель.