Кубусь наморщил лоб.
— В чем, собственно, дело?
— Плосто мелочь, — приветливо обратился к нему Усик. Он вынул бумажник и вытащил из него сложенный листок пергаментной бумаги. Развернув листок, Усик разгладил его ладонью и показал Кубусю. — Очень плошу тебя, плипомни, это тот самый план?
Юный детектив наклонился над шуршащим листком пергамента. Все в точности совпадало: такая же бумага, такие же черные линии, такие же знаки и цифры.
— Да… — подумав, ответил Кубусь.
— Нет! — запротестовала Гипця.
— Так да или нет? — грубо прикрикнул на них Толусь.
— Нет! — решительно повторила девочка. — Я хорошо помню, что красный крестик находился на этом месте, в ванной, а не в кухне.
— Правильно, — поддержал ее Кубусь.
— Вот видите, — обратился Толусь к Усику. — Я говорил пану, что этот тип надул нас. Из-за него весь этот сыр-бор разгорелся! Вместо ванной я пробил дыру в кухне. Я ему этого не прощу!
Сжав кулаки, Толусь размахивал ими у самого лица американца. Тот отпрянул.
— Умоляю пана, только остоложно!
— Из-за этого мерзавца вся работа пошла насмарку!
— Дологой пан, я очень плошу успокоиться… Нелвы делу не помогут.
Но уговорить Толуся не представлялось возможным.
— Я ему все зубы повыбиваю! Я так обработаю его фальшивую лицемордию, что и родная бабка не узнает! Он сделал из нас дураков, а пан хочет с ним цацкаться! — негодовал Толусь, потрясая волосатыми кулачищами.
На разгневанного Толуся страшно было смотреть, и пораженный этим зрелищем Кубусь от неожиданности онемел. Он надеялся вытянуть из них при случае какие-нибудь сведения, но сейчас не отваживался даже пикнуть.
— Благодалю, — проговорил Усик, обращаясь к мальчику. — Вы помогли нам выблаться из тлудного положения.
Толусь гневно теребил свою рыжую бородку.
— Идем, пан, здесь нечего больше ждать. Я из него отбивную котлету сделаю!
Он подхватил Повальского под руку и, прежде чем тот успел выразить свое недовольство, потянул его за собой. Вскоре они исчезли за углом большого дома.
Детективы обменялись удивленными взглядами. Первой опомнилась Гипця.
— Вот так так! Из кого он хочет сделать отбивную котлету?
— Ты не догадалась?
— Нет.
— Из Спортсмена. Это он их так околпачил.
— Так зачем они взяли его в сообщники?
— Значит, зачем-то понадобился. Во всяком случае, не хотел бы я быть на его месте.
Гипця тихонько хихикнула.
— Отбивная котлета… Вот потеха-то! А что он такого сделал?
— Просто он дал им фальшивый план.
Девочка комично поморгала.
— Теперь понятно! Рыжая забрала зонт из бюро находок. Они вынули настоящий план и потом отдали вычертить по нему другой, фальшивый, который спрятали в серебряную ручку. Ловко они это проделали! Кубусь хлопнул себя по бедру ладонью.
— Ясно одно. То, что они искали, находится по-прежнему на вилле, точнее, в ванной комнате! У нас еще остался шанс разгадать тайну черного зонта!
Гипця насмешливо улыбнулась.
— Да-а? А что мы скажем дома? С моей мамой шутки плохи. Мне вчера уже досталось… Но так, немножко.
Кубусь пропустил мимо ушей это невеселое признание. Не хотелось даже и думать, что порядочный детектив мог получить взбучку от родителей. Поэтому ответил он весьма уклончиво:
— Да-а… костями чувствую, что мы в глубокой луже.
— Ты хочешь сказать, что мы под домашним арестом?
— Что-то в этом роде… — Кубусь замолчал, но вдруг радостно прищелкнул пальцами. — Да ведь остался еще Ленивец! Теперь вся работа ложится на него.
— Точно! — поддержала Гипця повеселевшим голосом. — Совсем забыли про Ленивца… А он справится?
— Если не справится, то ничего не поделаешь… Но это наша последняя надежда.
Глава XLVII ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА
Тем временем последняя надежда в лице Ленивца спокойно позевывала себе на лавочке возле магазина самообслуживания и нежилась на солнце. Лицом, руками, ногами — одним словом, всем своим существом Ленивец ощущал приятную теплоту солнечных лучей. Из открытых окон плыла передаваемая по радио монотонная усыпляющая мелодия. Ленивец грезил. О чем? Он и сам не знал о чем, но даже грезы ни о чем приводили его в блаженное состояние духа.
Прикрыв глаза и обратив к солнцу толстощекое румяное лицо, он удобно вытянулся на лавочке, и по его виду трудно было судить, жив он еще или нет.
Из состояния блаженного покоя его вырвало радостное приветствие Кубуся:
— Чао!
— Чао! — буркнул Ленивец, не открывая глаз. — Что нового?
— Мы под домашним арестом, — доложила Гипця.