И теперь спустя долгие годы он хотел увидеть Петербургский свет, которого был лишен. Хотя, по его мнению, этот свет ничем не будет отличаться от увиденного им в лучших домах Парижа. Там и тут — везде одно и то же: мужчины будут похваляться, как павлины, выставляя себя напоказ, а женщины флиртовать, скрываясь за маской благочестия. Зато здесь наконец-то он сможет встретить друзей.
На улице стояла ранняя осень, но погода была уже ветреной и прохладной. Петербург всегда казался Владимиру серым городом в отличие от Парижа, а сегодня он выглядел еще и мрачным.
— Свободен, — сухо сказал он извозчику и кинул тому монету.
— Благодарствую, ваше благородие, — поймав монету, произнес мужик и, ударив вожжами, погнал лошадь вперед.
А молодой дворянин небрежной походкой направился к особняку.
В парадной, любезно кланяясь, его встретили слуги. Владимир снял с головы цилиндр, обнажив длинные волосы, собранные в хвост. Волосы были черными, как истинный агат, но даже в самых безупречных камнях иногда встречаются изъяны и таким изъянов на голове Волкова оказался маленький седой локон, спадающий на лоб. Эту первую седину Владимир получил на Кавказе в тот злополучный день, когда у его ног взорвалась бомба. Впрочем, за изъян седой локон Волков не считал, напротив эта тонкая седина придавала его образу шарм. Руки не одной красавицы накручивали манящий локон на свой пальчик, наслаждаясь его пепельным цветом на этих истинно черных волосах. И Владимир тоже любил его и поэтому всегда старался отрастить челку, чуточку длиннее, подчеркивая тем самым свою уникальность.
Вслед за цилиндром, в руках лакея очутились белоснежный шарф и плащ. Трость молодой дворянин не отдал и, постукивая ею по мраморному полу, направился в зал. Перед ним распахнули дверь, и камердинер громко объявил:
— Владимир Михайлович Волков.
Перед дворянином открылся огромный зал с высоким расписанным под голубое небо потолком, который освещала не одна, а сразу три сияющих хрустальных люстры. От мраморного пола к своду потолка тянулись белоснежные колонны, выполненные в античном стиле. Оркестр, располагающийся в дальнем конце комнаты, зазывно играл вальс, под который большая часть публики, весело кружилась в танце.
«Все, как всегда», — отметил про себя Волков.
Некоторые, расхаживающие по залу дворяне, богатые помещики и чиновники, те, что не кружились в танце, обратили взоры в сторону вновь пришедшего. Кто-то навел на него лорнет, кто-то скользнул скучающим или оценивающим взглядом, а затем вернулся к своим делам. Владимир с гордым видом прошел мимо. К нему навстречу выдвинулся хозяин дома — граф Сажнев, но молодой человек с длинными светлыми волосами и сияющими голубыми глазами опередил его.
— Владимир, дружище! — Светловолосый заключил друга в объятья. — Когда ты прибыл? И почему даже не сообщил?
— Решил нагрянуть внезапно, Паша, — похлопав Юсупова по плечу, произнес Волков. — И попасть с корабля на бал, как говорится… Здравствуйте, граф.
Владимир, отвесил поклон подошедшему Сажневу и протянул тому руку.
— Рад видеть тебя, Владимир Михайлович, — улыбнувшись в седые усы, сказал граф. — Мы с твоим покойным батюшкой всегда были хорошими приятелями. Кажется, еще вчера я нянчил тебя на руках, а теперь ты уже взрослый мужчина, а я старик, которому и кадриль уже пытка.
— Ну, полно вам, Степан Максимыч, небось, как держать саблю вы еще помните, — любезно произнес Владимир.
— Это я впитал с молоком матери и этого у меня не отнять, — улыбнулся старик.
Дверь позади распахнулась и в зал еще кто-то вошел. Камердинер объявил и их. Степан Максимыч произнес:
— Ну ладно, господа, оставлю вас. Надеюсь, мы еще поболтаем с тобой Владимир Михайлович, но, а пока сам понимаешь, гости…