Банду арестовали, только главарь, который не принимал участие в драке, успел скрыться. Нас с Сашкой тоже попросили сойти с поезда и дать свидетельские показания. И было бы всё не так уж хорошо, так как бандиты пошли в отказ, но начальник линейного отделения милиции узнал в грузине старого криминального авторитета, а чуть позже и остальных нашли в милицейской базе.
Поблагодарив и записав все наши данные, нас посадили на следующий, идущий до Днепропетровска поезд.
Милый дом
Наш небольшой домик, в котором прошло моё отрочество, был угловым и стоял, окружённый плодовыми деревьями, на пересечении двух улиц: писателя Николая Островского и композитора Глинки. Сейчас деревья были укрыты снегом, которого в этом году было очень много.
Размышляя над тем, что же забросило моё сознание (или кто?) в прошлое, я не мог не задаваться вопросом: зачем? Конечно, мы все только пыль на страницах истории, но я фаталист и верю, что жизнь каждого вписана в Книгу судеб, которую можно переписать. Меня вернули в те годы, когда старое государство разрушалось, а каким будет новое, ещё никто не знал. Надо ли пытаться что-то изменить, и если да, смогу ли я это сделать?
Мои мысли были прерваны камнем, пробившим окно дома и упавшим на подоконник. Ну надо же! А вот и прошлое, громко напомнившее, что в моей юности было достаточно романтики и любовных терзаний.
В прошлый раз она также заявила о себе разбитым окном… Расслабился, а жить сейчас надо за себя двойного.
Выйдя в прихожую, надел ботинки, накинул куртку и через калитку вышел на улицу. Метрах в тридцати от меня, вниз по улице стояла молодая девушка, красивая восемнадцатилетняя брюнетка. Завидев меня, она пошла в мою сторону.
— Привет.
— Привет.
— А что же ты ко мне не зашёл, любимый?
— Любимый? Мы вроде бы с тобой в письмах уже объяснились. Было да былью поросло. Из армии ты меня не дождалась. Сейчас…
— Я только тебя люблю. Я совершила страшную ошибку, но ты должен меня простить! — перебила меня Оксана.
За всеми проблемами, которые навалились на меня после перемещения, я забыл о своей главной проблеме прошлого — взбалмошную, безбашенную, слабую на передок, переспавшую почти со всеми моими «друзьями», мою первую любовь, юношескую влюблённость по имени Оксана.
Наше с ней знакомство состоялось за год до моего призыва в армию. Этот год я прожил как на вулкане. Оксана была не просто безбашенной, порой мне казалось, что в ней живут два человека. Милая и спокойная, улыбчивая и приветливая, за секунду она могла превратится в фурию и испортить не только прекрасный вечер, но и чью-нибудь физиономию. Проводив меня на службу в Советскую армию, первый год она исправно писала мне письма, но ждать два года для неё оказалось слишком долго.
В конце 1985 года, когда мне поступило предложение поступать в военный институт, я был в раздумьях, и тут мне пришло письмо от Оксаны, в котором она написала, что расстаётся со мной. На её пути появился «прекрасный человек», которого она полюбила. Тогда я собрал свои эмоции и чувства в кулак и в ответном письме пожелал молодым любви и счастья.
Их счастье продлилось до августа 86-го, когда я получил письмо от Оксаны с вновь проявившимися чувствами, на которые, видимо, повлияло моё поступление в институт и появившиеся перспективы. Мой ответ был обтекаемый, влюблённость не исчезла и вновь пробила эмоциями от прочитанных строк. И только получив очередное письмо в октябре, новый, умудрённый опытом, я написал ей «Прости и прощай».
— Знаешь, Оксана, давай отложим этот разговор. Для нас обоих он слишком тяжёл, — не настроенный на долгую беседу, я решил успокоить её, — мне ещё полгода учиться, а потом ехать на войну.
— Какую войну?? — не поняла Оксана.
— У меня язык, пушту, афганский. Через пять месяцев я стану офицером и полечу в Афганистан. На два года. А там всякое может статься.
Оксана задумалась. Перспектива ожидания суженного больше двух лет не входила в её планы.
— Я буду писать тебе! — решила она и потянулась ко мне за поцелуем, но я уклонился, слегка приобняв её за плечи.
— Пиши, конечно, а сейчас, извини, пойду окно ремонтировать.
***
— Юрочка, Володя, идите блины кушать! — мама заглянула в гостиную комнату, в которой мы с отцом играли в шахматы.
— Сейчас, мам!
— Ты фигуры то не дёргай. Взялся — ходи! — проиграв из пяти партий три, батя нервничал.
— Хорошо, — улыбнулся я, зная, как он не любит проигрывать, и двинул пешку, за которую перед этим брался рукой, в заведомо проигрышное положение.
— Знай наших! Ничья! — довольно потянулся отец.
— Проигравший собирает шахматы!
— Так ведь ничья, — попытался я поспорить.
— Это неважно, последняя партия за мной!
Блины, вареники, пельмени, пирожки. Всю неделю мама баловала меня вкусной кулинарией. Мои попытки избавить её от домашних хлопот ни к чему не привели, ответ был один
— На казённых харчах успеешь посидеть, ешь домашнее!
Оставшиеся дни отпуска я посвятил родным. Наконец-то у меня получилось пообщаться с родителями и отдать им неизрасходованную сыновью любовь.
Глава 9
Как я поступал в ВКИМО.
Мои родители познакомились в пригороде Батуми. Прекрасный город, расположенный на восточном побережье Черного моря и являющийся столицей Аджарской АССР, частью Грузии. Климат субтропический, мягкий, но довольно влажный, поэтому дожди здесь идут часто, а снег зимой выпадает очень редко и лежит недолго. Хотя я помню, как когда я был совсем маленький, температура опустилась ниже нуля и вместо дождя выпали необычайно обильные снегопады, и я выпрыгивал из окна второго этажа прямо в сугробы, которые возвышались до двух метров.
В Батуми я очень любил дельфинарий, в который нас с сестрой часто водили родители, но больше всего мне нравилось, когда мы ездили в Ботанический сад, расположенный на Зелёном мысе. Более двух тысяч экзотических растений, собранных со всего мира, прижились на территории в сто десять гектаров, и каждый раз я наслаждался их благоухающими запахами и ароматами.
Мой отец проходил там срочную службу, но женившись на моей маме, рождённой в Батуми польке, он остался на сверхсрочную. Мне было пять лет, когда отца направили служить в Германию (ГДР), в Магдебург. Мама и старшая сестра поехали с ним, а я с бабушкой остался жить в Батуми. Раз в год они приезжали в отпуск, чтобы проведать нас и привезти для меня жвачки и конфеты. Когда я учился во втором классе, мои родители, в очередной раз приехав к нам, переговорили с бабушкой, купили дом в Днепропетровской области, в небольшом районном городке и перевезли туда нас. Из Германии они вернулись, пробыв там шесть лет, и, решив, что за время их отсутствия сын совсем отбился от рук, начали меня воспитывать, но не успел я привыкнуть к их нотациям, как они снова уехали, на этот раз в Лейпциг. Так что своё детство и отрочество я провёл с бабушкой, которая и проводила меня в Советскую Армию после окончания мною металлургического техникума.
Сначала вместе с другом Геной Шаповаловым я шёл в команде, направлявшейся в Фергану в учебку ВДВ, но в последний момент из-за зрения минус один меня перевели в другую команду. Так я попал служить в подмосковье в войска ПВО. А мой друг Гена Шаповалов после учебки оказался в Афганистане в ДШБ (десантно-штурмовой бригаде).
Генка с родителями и малолетней сестрой тоже жил в частном секторе недалеко от моего дома и был высоким, красивым светловолосым парнем спортивного телосложения, с детства бредя десантом. Он даже после десятого класса пробовал поступить в Рязанское гвардейское высшее воздушно-десантное командное училище, но не добрал баллов.
Через полгода службы Генку назначили замкомзвода. А тридцатого мая 1985 года, когда его взвод выполнял боевую задачу по захвату вражеского склада с оружием, они попали в засаду душманов, и Гена, прикрывая отход взвода, геройски погиб.